Альберт Асадуллин: «Я ужасный перфекционист»

1 сентября исполняется 76 лет популярнейшему советскому и российскому эстрадному певцу, заслуженному артисту РСФСР, народному артисту Татарстана Альберту Асадуллину. О том, как ему, не имея музыкального образования, удалось стать певцом, почему город на Неве он называет Ленинградом и что у Шамана нетрадиционная музыка, он рассказал в интервью «ЭГОИСТУ».
 
Альберт Нуруллович, заметно, что вы в отличной форме, а ведь только в прошлом году отметили 75-летие. Как вам это удается?

Альберт Асадуллин. Я живу по принципу «минус двадцать». 

То есть вы не ощущаете груза возраста?

А. А. Когда мне исполнилось пятьдесят, я сказал своим друзьям, что хочу оставаться таким, какой есть. А то, что выгляжу хорошо, наверное, в этом есть заслуга генетики – я похож на маму. Несмотря на тяжелую жизнь – она воспитала семерых детей почти в одиночку, – ей в семьдесят пять не давали больше пятидесяти. Она была верующей, не фанатичной, и как понимаю теперь, духовность абсолютно облагораживает человека.

В прошлом году в театре «Зазеркалье» состоялась премьера мюзикла «Синяя птица», в котором вы сыграли главную роль. И даже не одну. Физически не тяжело было на сцене?

А. А. Нет, все замечательно. У моего персонажа не было особых пластических решений – прыгать и ходить колесом было не нужно. Это в «Орфее и Эвридике» я не стоял на месте, но тогда мне было чуть за двадцать.

И пели живьем, без фонограммы?

А. А. Никогда в жизни не пел и не пою под фонограмму! Это позор для настоящего вокалиста. Правда, были исключения, связанные со съемками концертов для телевидения.

Недавно у вас был опыт и в драматическом театре. Совсем другая ипостась, не совсем ваша…

А. А. Почему не моя?

Вы же музыкант, а не драматический актер.

А. А. Я не музыкант. Я дилетант (смеется), ведь не имею музыкального и театрального образования.

Простите, как же вы тогда все эти годы пели на сцене?

А. А. До «Орфея…» пел в самодеятельных, но очень крутых рок-группах – «Призраки», «Фламинго», «Невская волна». Это была своеобразная подготовка, и если бы ее не было, если бы не пел песни The Beatles, Led Zeppelin, Deep Purple и моего кумира Артура Брауна, то, наверное, ничего не было бы! Я даже никогда не был в театральной студии, но когда меня послушали Анатолий Николаевич Васильев и композитор Александр Журбин, оба сказали в один голос: «Будешь петь Орфея». В ТЮЗе была постановка мюзикла «Кентервильское привидение», где я исполнил главную роль сэра Кентервиль-привидение, а ведь это и есть драматический спектакль с Музыкой.

Но у драматических актеров другие задачи…

А. А. Те же, те же, уверяю вас. Это квинтэссенция вокала и актерского мастерства. Сейчас я преподаю, и своим студентам говорю так: «Вокал у тебя хороший, тембр красивый, но каждая песня – это маленький спектакль со своим сюжетом и драматургией. Если ты ее не поешь, проживая каждую нотку, каждое слово, то она будет пустой». Таких певцов сегодня до фигища. Так можете и написать – до фигища. Они пустые напрочь.

По советским законам выпускник вуза должен был отработать по специальности несколько лет.  Как вам удалось избежать этого? И вообще, как, не имея музыкального образования, вы стали выступать на эстраде?

А. А. Это была целая история. После прослушивания Журбин и Васильев взяли меня на роль Орфея. «Завтра репетиция», – сказали они. «Я не могу, потому что с завтрашнего дня должен работать в “Ленпроекте”». Полгода ушло на письма в Министерство высшего образования с просьбой дать открепление, и все это время мы получали отказы, отказы, отказы. И тогда я придумал другое письмо. В нем написал, что в «Ленконцерте» впервые в Советском Союзе готовится к постановке зонг-опера «Орфей и Эвридика».

Почему зонг-опера?

А. А. Слово «рок» было запрещено, с таким названием никто не разрешал постановку. В том письме я написал, что ввиду необычности жанра требуется особое отношение к декорациям и костюмам, поэтому творческому коллективу необходим выпускник архитектурного факультета Академии художеств Альберт Асадуллин с его видением и пониманием конструктивно-художественного решения этой необычной постановки. Я ведь еще закончил казанское художественное училище по специальности «театральный художник».

И сработало?

А. А. Мне дали отсрочку на три месяца, а потом… забыли. А вскоре меня перевели в штат «Ленконцерта» артистом-вокалистом.

Современную музыку понимаете?

А. А. Все меняется, и это нормально. Конечно, можно все отвергать, но как тогда выживать? Поймите правильно: если климат меняется, то остается только принимать его. Современную музыку во многом не принимаю. Она делается в угоду модным веяньям, которые чаще всего из-за границы и не имеют наших традиций.

Но говорят, Шаман – весь наш-наш. Вы согласны?

А. А. В аранжировке и по энергетике у него не наша музыка, а западная. Поставьте в его тексты английские слова – и увидите, что это нормальный не наш рок. Это как если в современные татарские песни вставить русский текст – получится обычная русская песня, не имеющая национальной самобытности. Иногда, когда оказываюсь в компании молодых, прошу их спеть что-нибудь современное. Они говорят, что это невозможно, и знаете, что поют? «Ой, да не вечер, да не вечер…»! До сих пор помню, когда на телевидении появился проект «Старые песни о главном», я подумал: «Что, у нас нет песен сегодня, которые мы могли бы петь вместе?». 

Традиции надо сохранять и на их основе делать что-то новое. Те же англичане и американцы не только сохраняют их, но и привносят новое осмысление и аранжировки. Если внимательно послушать их музыку, то можно услышать, что гармонически это все традиционное! А у нас с Петра Великого началось какое-то пресмыкание перед всем западным. Моя дочь училась в колледже. Но почему колледж, если есть русское слово «училище»? Кругом супермаркеты… Я не понимаю этого стремления стоять на цыпочках перед всем западным.

Если говорить глобально – у нас сплошное подражание, и поэтому получается безвкусица. Поэзии в текстах – ноль. Как-то ехал в машине, по радио передавали «горячую десятку» хитов. Я послушал-послушал, и меня чуть не стошнило. Но кому-то же выгодна эта дебилизация и делать безмозглых потребителей.

Почему вы так категоричны, перечеркивая все современное?

А. А. Я не то, чтобы огульно ругаю, просто мне многое не нравится, за редким исключением, ведь я же говорю свое мнение, и оно может не совпадать с мнением большинства. Пусть это будет, если кому-то нравится, но мне это не близко. Плохая музыка, плохие стихи и плохое исполнение.

Но можно вспомнить пример «Тату»…

А. А. Этот проект был хорошо просчитан.

И это был единственный случай, когда русскую группу знал весь мир.

А. А. Я не отрицаю никакого направления. Как и в природе, каждая букашка, каждый человек имеют право на поклонников и свое мнение. Наше общество куда-то погружается. Мало Света – мало Бутусова, у него хорошие песни и хорошие стихи.

Может, есть из современных певцов или групп, кто вам нравится?

А. А. Есть. Это группа «Ума Турман», очень классная. Когда я услышал ее, просто обалдел. У них есть песня «Куда уводят мечты…», я взял ее в свой репертуар и сделал из нее маленький спектакль.

В советское время почти у всех певцов были свои композиторы, а у вас такого не было. Почему так получилось?

А. А. Во-первых, я никогда об этом не думал. У меня не было нужды иметь своего композитора. После концертов ко мне подходили разные авторы и предлагали послушать на кассетах свои песни, предлагали мне их исполнить. К счастью или несчастью, я никогда не покупал песни. С кем-то – например Марком Минковым, – был знаком лично, и он сам предлагал мне свои песни, как и Юрий Саульский, и Сергей Баневич.

Я люблю все свои песни – но знаете, по каким критериям отбираю их? Мне важен уровень поэзии. Композитор предлагает послушать мелодию, а я прошу сначала показать стихи, и если они мне не нравятся, то петь не буду. У меня есть понимание, что мир как веер, и хочется, чтобы было много красок. Да, в песне может быть интересная аранжировка, но стихи никакие. А мне важно чтобы была палитра ощущений.

Вы такой разборчивый?

А. А. Я ужасный перфекционист. Для меня важны высокие планки поэзии и музыки. Поэтому для многих я неудобный. После того как исполнил песню Тухманова «Сияй, Ташкент, звезда Востока», она тут же разлетелась и стала популярной. Он предложил мне еще одну. Я посмотрел стихи и попросил исправить одну строчку. «Ты что, это же написал такой известный поэт!» – сказал Тухманов. Я отказался от записи, песню спел другой певец, и она стала шлягером.

Вы, кажется, были первым исполнителем песен Виктора Резникова?

А. А. Да, Витя пришел ко мне во время репетиций «Орфея и Эвридики», он был тогда совсем мальчиком. Показал несколько песен, и я выбрал «Снился мне сон».   

Его песни пела и Алла Пугачёва…

А. А. Пела, но Асадуллин был первым. Резников был потрясающим мелодистом.

Вам не жаль, что сегодня из музыки практически ушла мелодия?

А. А. Конечно, жаль. До слез. В поп- и рок-музыке для меня, конечно, первыми мелодистами были «Битлз». Они супергениальны!

В связи с международной изоляцией Россия уже не будет участвовать в конкурсе «Евровидение». У нас будут создавать свой конкурс – «Интервидение». Не кажется ли вам, что это может привести к однообразию, как при советской власти? 

А. А. С чего вы это решили? Никогда не будет однообразия. Этого не может быть, потому что у одного учителя есть десять учеников – и они все разные.
Есть интернет, и всегда будет возможность послушать западную музыку. Хотя черт с ней, есть же Бетховен, Моцарт, Глинка, Чайковский. Это гениальная музыка! И однообразия, поймите, не будет, так как, повторюсь, один учитель учит музыке десять учеников – и они будут писать разную музыку.

Откуда западные музыканты питаются идеями для музыки? У них всё из своих корней – шотландских, ирландских, английских, техасских. Всё уже сказано двести-триста лет назад. Настоящие композиторы перерабатывают гармонию из классической музыки. Можно сделать, например, хороший микс из Брамса и на его основе написать что-то гениальное. А все эти современные группы в своем большинстве такая пошлость… 

Возьмите любую песню Аллы Пугачёвой – она гениальная вокалистка и актриса! Все, что она пела, потрясающе! Своими песнями Пугачёва входила в Душу каждого! Мне так нравится романс «Мне нравится, что вы больны не мной» в ее исполнении, и хотел бы его спеть, но текст женский (улыбается).

В начале восьмидесятых в Ленинграде появился рок-клуб, объединивший совершенно новые для советской реальности группы. Вы бывали в нем?

А. А. К тому времени я уже перешел этот рубеж. С конца шестидесятых я был вокалистом в нескольких рок-группах. В 1969 году вместе с «Фламинго» принимал участие в первом Всесоюзном рок-фестивале. Конечно, он был негласный, но для участия в нем приехали группы со всего Союза. На нем я был признан лучшим рок-вокалистом с нашей песней «Смерть гонщика». Правда, на третьем туре нас всех разогнали люди в черном: кого в кутузку, кого куда...

После окончания института я пел в первой советской рок-опере «Орфей и Эвридика», после нее стал другим, стал вокалистом-актером, но рок-музыка была и живет в моей Душе.  Часто на своих концертах исполняю любимые рок-композиции. А на наши спектакли прибегали все музыканты города, тогда они только формировались.

Но вы в рок-клуб не ходили?

А. А. А зачем? У меня на это даже времени не было.

Но как же общение с коллегами?

А. А. Мы и так общались. Вы даже не представляете, сколько у нас было тогда ночных сейшенов. У меня не возникало желания пойти в рок-клуб потусоваться. Я вообще не тусовщик. Я общаюсь с теми, кто мне очень-очень близок.

Вы уже более пятидесяти лет живете в городе на Неве. Очарование им осталось или прошло?

А. А. Не просто осталось, оно есть! Потому что я, несмотря ни на что, все равно остаюсь романтиком. Это чувство во мне трудно убить. В мюзикле «Кентервильское привидение» режиссер Виктор Крамер, зная меня, придумал арию – она так и называется «Последний романтик».

И что вас очаровывает сегодня в Петербурге?

А. А. По-прежнему, слава Богу, не убитый прекрасный центр, каналы, мосты... Все, что было Санкт-Петербургом, сохраняется, хотя я по-прежнему говорю: «Ленинград».

Почему?

А. А. Можно переименовать улицу, даже человек может взять псевдоним, а суть остается та же. Так же и с Ленинградом. Чтобы он стал городом святого Петра, должно пройти время, и в самих людях должно появиться, мне кажется, чуть больше святости. Поймите меня правильно, я не консерватор и не приверженец идей Владимира Ильича, но я приехал в Ленинград, полюбил его и жил в нем. У меня в Сердце и Душе этот город всегда остается прежним!

К газпромовской башне привыкли?

А. А. Она классная, это я вам как архитектор говорю. Это не просто колонна, у нее очень интересное решение. Как-то подъезжал к городу с моря и обратил внимание, как она классно смотрится – и силуэт, и высотные соотношения гармоничны. Эйфелеву башню сначала тоже многие приняли в штыки, а теперь она почти единственный символ Парижа.

Заметил, что вы избегаете термина «шоу-бизнес». Почему?

А. А. Это плохое название. Шоу – это показывать, бизнес – это деньги. А что я показываю за деньги? Мне не нравится это определение, потому у меня есть Песня и Сцена.

Но разве это бесплатно?

А. А. Для меня это на втором, может, на третьем или даже на восьмом месте. Так было с самого начала моей деятельности. Поэтому легко соглашаюсь на благотворительные концерты, потому что для меня самое главное – дарить людям свои Песни и тем самым нести им всем Радость!