«Бройдоха»: история одной карьеры

В мае 1934 г. литературную Москву потряс крупный скандал. Выяснилось, что респектабельный литератор Соломон Оскарович Бройде (1892–1938), известный книгами рассказов и очерков о Гражданской войне и о судебной и пенитенциарной системе Советской России, предисловия к которым писали такие влииятельные люди, как главный редактор Госиздата Николай Мещеряков, государственный обвинитель Андрей Вышинский и председатель Военной коллегии Верховного суда Василий Ульрих, – банальный плагиатор и мошенник.

Предприимчивый Бройде преуспел в монетизации своих связей: прибрал к рукам издательство «Московское товарищество писателей» (МТП), «зашибал» рекордные гонорары и многочисленные авансы, которые не всегда отрабатывал, служил и получал жалование одновременно во многих местах. Он стал вторым – после Маяковского – московским писателем, который обзавелся собственным автомобилем. Книги Бройде были не лучше и не хуже основной массы тогдашнего «совлита». Их частый выход объяснялся пробивной способностью автора, достававшего для издательств дефицитные бумагу и коленкор, стройматериалы и банковские ссуды. Скандал грянул, когда выяснилось, что книги написаны не им.

Первые книги «Страницы современного человека» с подзаголовком «Из чужого письменного стола» (1922) и «В советской тюрьме» (1923), основанные на личном опыте, Бройде, возможно, написал сам. Однако с 1927г. «на плантации Бройдотреста», как назвал это производство журналист «Вечерней Москвы» Евгений Бермонт, работали «литературные негры», обрабатывавшие наброски и материалы Бройде и третьих лиц. Мое внимание привлек сборник рассказов «Дни и ночи», вышедший в 1928 г. в издательстве «Федерация» и открывший новый период «творчества», когда Бройде выпускал по несколько книг в год. После разоблачения «плантатора» подлинными авторами книги указаны «Лугин и Моренец». Увидев первую фамилию, я вздрогнул от осенившей меня догадки, за которой могла скрываться литературная сенсация. Вторая фамилия мне ничего не говорила. И я начал поиски.

В верхней части титульного листа владельческая запись: Из книг Б. Н. Дубровского. Ни об адресате, ни о владельце (возможно, отец и сын), от которых или после которых экземпляр попал в библиотеку, я ничего не смог выяснить.

Главным разочарование стало чтение книги. «Автор» (будем называть его так, заключив в кавычки) много повидал – от Гражданской войны до советской тюрьмы и психиатрической больницы (в ряде рассказов явно заметны следы биографии Бройде), но оказался начисто лишен художественного воображения. Его герои условны, «картонны» и не имеют психологических характеристик, хотя многие из них представляют собой любопытные для писателя социальные и психические аномалии – преступники, душевнобольные, авантюристы. Более всего рассказы Бройде похожи на «случаи из практики», на очерки, зачастую небрежно и наспех написанные, которые в двадцатые годы наводнили советскую прессу. Нельзя сказать, что книга написана бездарно или плохо: она написана никак, умеренно мастеровитой рукой литературного ремесленника, поставщика текстов, в которые тот не вкладывает душу.

Чтобы оставить интересное на потом, начну со второго. Павел Михайлович Моренец (1897–1942) был сыном донского крестьянина, участвовал в Первой мировой войне и в революционных событиях, вернувшись домой в 1918 г. большевиком. На Дону он ушел в подполье, затем руководил боевыми действиями в районе Новороссийска, пытаясь объединить «красных» и «зеленых», участвовал в кампаниях Красной армии против меньшевистских правительств Абхазии и Грузии (это называлось «пришла на помощь трудящимся»), за что был награжден двумя орденами Красного знамени. После окончания Гражданской войны остался на Кавказе, где боролся с бандитизмом и заведовал детским домом. Войны разрушили его здоровье, и инвалид первой группы Павел Моренец решил стать писателем.

В литературе он остался одним-единственным романом «Смех под штыком» о «красном» подполье в «белом» Ростове-на-Дону, изданном в 1932 г. в Москве и два года спустя переизданном по месту действия. Хвалебным предисловием книгу благословил патриарх пролетарской литературы Александр Серафимович. Полный текст романа легко найти в интернете. Как многие писатели его поколения с «обыкновенной биографией в необыкновенное время», Моренец писал лишь о том, что сам видел и знал. Больше похожий на мемуары, роман лишен беллетристического «украшательства» и стилистических изысков, перед соблазном которых не смогли устоять столь многие начинающие. Не берусь судить о литературном таланте автора. Если интересно – почитайте сами.

В сборнике «Дни и ночи» участие Моренца заметно сразу. Это рассказы «Дни и ночи» о большевистском подполье в «белом» Ростове и «Зеленая армия» о боевых действиях на Кавказе, главный герой-рассказчик которого носит фамилию Моренов. Для придания единообразия текстам книги «автор» лишь присочинил зачины о месте действия рассказов: в первом случае – психиатрическая больница, во втором – тюрьма. Что связывало Бройде и Моренца? Были ли они знакомы? Возможно, нет. Как показало следствие Московской городской прокуратуры, начатое после статьи Бермонта в «Вечерке», «Бройде присвоил материалы т. Моренца в порядке прямого плагиата». Моренец в это время пытался войти в литературу и рассылал рукописи по редакциям, в одной из которых их мог приметить и украсть «литературный Аль Капоне», как прозвали Бройде.

К моменту «дела Бройде» Моренец уже выпустил роман и в 1934 г. был принят в Союз советских писателей. Он подготовил к печати книгу «Дни и ночи» – полагаю, хотел закрепить название в связи со своим именем – «об освободительной миссии Красной Армии» (очевидно, имеются в виду кампании в Абхазии и Грузии). Однако в 1937 г. Моренец был арестован и приговорен к расстрелу, замененному заключением на Колыме, затем работой в урановом руднике, где «сгорел» за два года. Посмертно он был реабилитирован и восстановлен в Союзе писателей.

Для меня главным героем истории «Бройдотреста» стал Лугин. Именем Александр Лугин подписана вышедшая в 1928 г. в издательстве «Федерация» книга прозы «Джиадэ, или Трагические похождения индивидуалиста» (заглавие на титульном листе), она же «Джиадэ. Роман ни о чем» (на обложке), – один из шедевров русской прозы ХХ века. Автора звали Александр Эммануилович (Менделевич) Беленсон (1890–1949), как он для благозвучия исправил фамилию Бейленсон. Уроженец Минска, он получил аттестат зрелости в Ларинской гимназии в Петербурге, учился на юридическом факультете столичного университета, но государственные экзамены сдавал в Харькове. В годы мировой войны работал помощником присяжного поверенного, однако подлинной его страстью стала литература. 

Стихи Беленсона, собранные в книги «Забавные стишки» (1914), «Врата тесные» (1922) и «Безумия» (1924), – манерные, эстетские, какие тогда писались в изобилии, но отдающие пародией. «Право на бессмертие» они автору не дают, как и книга эссеистики «Искусственная жизнь» (1921). В истории литературы Беленсон остался как издатель трех книг альманаха «Стрелец» (1915; 1916; 1922) – попытки соединить под одной обложкой Розанова и Маяковского, Кузмина и Крученых, Сологуба и Хлебникова. В литературе он остался как автор «Джиадэ». Возможно, как первый русский постмодернист.

Пересказать эту книгу невозможно, коротко описать и даже определить – тоже. Четыре повести или один экспериментальный роман? «Джиадэ» стóит прочитать, благо недавнее цифровое переиздание с подробными комментариями доступно в интернете. Прочитайте – увидите сами.

Если романы Константина Вагинова (с ним сравнивали Лугина) можно назвать а-советскими, то проза Лугина – антисоветская, форменное издевательство над советским читателем, не только эстетическое, но и политическое. Советская критика заметила это и разразилась политическими обвинениями. «Книга Лугина очень определенно говорит и “кое о чем”, и “кое о ком”, – писал рецензент “Сибирских огней” А. Шугаев в статье с точным названием “Замаскированное издевательство”. – Она говорит, прежде всего, о том, что автор и его герои являются представителями внутренней эмиграции». «Книжка Лугина свидетельствует о нездоровом уклоне в работе молодого издательства “Федерация”. Особый колорит придает “Джиадэ” густая струя мистицизма», – сигнализировал рапповец И. Ипполит по поводу «безгранично наглого текста» (нельзя не согласиться), который в другой рецензии он назвал «тусклой, бездарной, вредной пачкотней». «Появление книги Лугина в наше время, конечно, скандально», – проявил бдительность напостовец Я. Григорьев, заявив, что нужно «иметь смелость совершенно особого порядка, чтобы выступить с такой книгой». Б. Леонтьев назвал «Джиадэ» «книгой, скомпрометировавшей издательство в первые же дни». Просто «очень плохой вещью» посчитал ее Горький. Был ли наказан уполномоченный Главлита, давший разрешение за номером А-13596, мы не знаем, но после разгромных рецензий книгу изъяли из продажи и библиотек.

Когда «плантатор» познакомился с будущим «негром»? В фельетоне Бермонта «На ту же скамью», с которого началась огласка аферы, говорилось: «Еще в 1927 г. Бройдотрест завербовал на свою плантацию “негра” Лугина. <…> Маленький человечек с седыми височками много лет ходил в Бройдотрест». Обратим внимание на характеристику, которую фельетонист дал Лугину: «даровитый писатель, стоявший по вине старого союза писателей в стороне от советского литературного движения». Что это значило?

Бермонт умолчал сразу о трех важных вещах. Во-первых, Лугин – это давно известный в литературных кругах Беленсон (в 1928 г. он официально взял фамилию второй жены). Во-вторых, Лугин – автор книги «Джиадэ», которой фельетонист косвенно дал высокую оценку. В-третьих, в октябре 1931 г. Лугин был исключен из созданного в декабре 1929 г. Всероссийского союза советских писателей (ВССП) – предшественника Союза советских писателей – в ходе перерегистрации, т. е. чистки рядов от нежелательных элементов общим числом 113 человек, или около четверти всего состава. Лугин подал апелляцию в правление союза, которую поддержала группа литераторов, включая Бориса Пастернака, Павла Антокольского, Лидию Сейфуллину и… Бройде. Орган ВССП «Литературная газета» посвятила этому фельетон в жанре доноса, не забыв указать, что «А. Лугин – в прошлом Беленсон, человек, имевший самое непосредственное отношение к желтой прессе». «Желтой прессой» именовался альманах «Стрелец».

Из литературного дело переросло в политическое и 18 января 1932 г. стало предметом разбирательства на заседании правления и актива ВССП. Доклад делал критик Корнелий Люцианович Зелинский – хулитель «Джиадэ». Историк литературы Игорь Евгеньевич Лощилов любезно сообщил мне проект резолюции по «делу Лугина», сохранившийся в архиве Зелинского. Он показывает, как именно «даровитый писатель по вине старого союза писателей» оказался «в стороне от советского литературного движения». Какой стиль! Прямо для суда! Жаль только, что упомянутые в тексте произведения Лугина нам неизвестны:

«1. Квалифицировать писания Лугина и в частности его книгу “Джиадэ” как бездарную и классововраждебную стряпню.

2. Признать лживыми заявления Лугина о том, что он в последние три года писал только статьи. В издательстве “Федерация” в прошлом году были отвергнуты две представленных Лугиным книги (стихов и рассказов) как произведения идеологически глубоко враждебные. Кроме того Лугин делал попытки напечатать контрреволюционный памфлет на смерть Ленина, представляя его даже издательству “Федерация”. По поводу этого контрреволюционного памфлета в свое время правлением ВСП была создана комиссия в связи с протестом [В.Л.] Львова-Рогачевского против наглых выступлений Лугина с этим памфлетом. Комиссия не смогла вынести решения, так как Лугин забрал экземпляр и представил его уже в выправленном виде. Ряд аналогичных случаев позволяют установить, что Лугин, входя в общественные писательские организации и апеллируя к своим правам члена организации и пользуясь обманом и маскировкой, не раз пытался протаскивать свои буржуазные, классововраждебные установки и группируя вокруг себя классововраждебные силы. Так же пользуясь незнанием рядом писателей обстоятельств дела, Лугин по поводу исключения его из ВССП организовал коллективный протест против постановления правления ВССП.

3. Вынести общественное порицание всем товарищам (пропуск в тексте для указания фамилий. – В. М.), подписавшим письмо Лугина (так. – В. М.). Большинство писателей сняли впоследствии свои подписи. Многие поддержали Лугина (как сообщает в своем письменном заявлении тов. Сейфуллина), даже совершенно не зная ни Лугина, ни его творчества. Этот факт мог иметь место только вследствие царящей среди многих писателей семейственности, круговой поруки, вреднейшего политического равнодушия к общественной жизни ВССП и начавшейся его перестройки и очищения своих рядов от чуждых и вредных элементов.

4. Исключить из ВССП О. Рунову, заявившую в обширной письменной декларации о полной идеологической солидарности с Лугиным, ввиду несовместимости ее платформы с литературнополитическими установками ВССП.

5. Окончательно подтвердить исключение из ВССП Лугина». 

Было ли окончательным исключение из ВССП 68-летней писательницы Ольги Петровны Руновой, я не знаю, но это не помешало ей пять лет спустя получить от правительства СССР персональную пенсию как «друг народа».

В некоторых рецензиях на «Джиадэ» указывалось, что рукопись книги досталась издательству «Федерация» – органу Федерации организаций советских писателей (ФОСП), предшественнику ВССП, – вместе с портфелем серии «Новости русской литературы», которую выпускало издательство артели писателей «Круг» – главного объединения «попутчиков». Достаточно сказать, что в этой серии вышли такие книги, как «Московский чудак» и «Москва под ударом» Андрея Белого, «Нечестивые рассказы» Евгения Замятина и «Князь мира» Сергея Клычкова. На «Джиадэ» стоит двойная марка – «Круг» и «Федерация». Возможно, критики переводили стрелки с недавно созданной «Федерации» на издательство «Круг», одним из руководителей которого был Александр Воронский, в 1927 г. исключенный из партии как троцкист. Однако именно в той же «Федерации» в том же 1928 г. вышел сборник «Ночи и дни». Полагаю, издание «Джиадэ» устроил Бройде – как часть договора с «негром», чтобы лучше контролировать его.

«В систему Бройдотреста полностью входило МТП, – писал Бермонт. – Чтобы расплатиться с Лугиным, Бройде устроил ему договор в этом издательстве. Однако нельзя же давать волю негру. И плантатор продолжал держать его на веревочке. Пусть любой из руководителей издательства дает приказ выплатить деньги Лугину, пусть накладывает резолюцию сам Шульц (председатель правления. – В. М.), все равно у стола главбуха Лапчинского будет дан тормоз.

– Известный вам человек, которого я уважаю, – заявлял Лапчинский, смотря на Лугина, как удав на кролика, – еще не говорил мне о том, чтобы выдать вам деньги. И Лугин уходил доставать записочку Бройде».

Что особенно разочаровало меня в книге «Дни и ночи»? Я ожидал… скорее, надеялся найти в ней неизвестные страницы автора «Джиадэ» – вот это была бы сенсация! Но в этих бесцветных текстах я нашел совершенно другого Лугина – автора столь же бесцветных очерков «За золотым руном» о положении дел на кинофабриках или «Республика Санузия» о санатории «Узкое»… а не о том, о чем можно подумать. Неизвестные страницы автора «Санузии» – невеликое приобретение. Поэтому написанную Лугиным книгу Бройде «Судьи народные» (1934) я даже не стал искать.

Бройде не ушел от «судей народных». 16 июля 1934 г. Московский городской суд начал слушание его дела и через несколько дней приговорил Соломона Оскаровича к пяти годам заключения «в советской тюрьме». Писатели братья Тур (Леонид Тубельский и Пётр Рыжей) в фельетоне «Золотая Орда» заявили, что в Союзе советских писателей не место «бройдохам», но их каламбур о «”бройденном” этапе советской литературы» немедленно удостоился окрика «Правды» за «безответственность». Если верить письму Бройде к Владимиру Лидину, ему пытались помочь такие именитые писатели, как Алексей Толстой, Виктор Шкловский и Михаил Кольцов, но безуспешно. На страницах печати его фамилия, кажется, больше не появлялась. В 1938 г. Бройде был повторно арестован (видимо, находясь в заключении), осужден как «японский шпион» и 25 мая расстрелян на Бутовском полигоне. В 1959 г. его реабилитировали по последнему делу, но не по первому, и в Союзе писателей не восстановили…

Судьба Лугина сложилась причудливо. Исчезнув на несколько лет из печати, он воскрес – под той же фамилией – в качестве поэта-песенника, из произведений которого чаще всего вспоминают «Песню о маршале Берия» («Овеян славою народного доверия…»). А умер он в психиатрической больнице, страдая от «музыкальных галлюцинаций»: слышал звуки рояля из-под кровати. Таков итог «безумий» и «трагических похождений индивидуалиста», писавшего «забавные стишки» и жившего «искусственной жизнью». Вошел ли он во «врата тесные»?..   

Сердечно благодарю И. Е. Лощилова за помощь в работе.