«Человек, которого дубасили»: вехи и книги Леонида Мартынова

По итогам жизни судьбу поэта Леонида Николаевича Мартынова, родившегося 9 / 22 мая 1905 г. в Омске и умершего 21 июня 1980 г. в Москве, можно считать счастливой. Представлять его читателям нет необходимости – память жива до сих пор, «сеть» полна материалов/ Он не был депутатом или секретарем Союза писателей, не жил в роскошных «писательских домах», не собирал стадионы слушателей, но получал государственные награды и премии, много и часто печатался, удостоился прижизненного собрания сочинений. Критики, редакторы и издатели были к нему благосклонны, а читатели искренне любили. Неприятные периоды – ссылку в первой половине 1930-х годов и отлучение от печати после войны на целых 9 лет он предпочитал не вспоминать. Однако за внешне благополучной судьбой скрывалась литературная драма.

Мартынов Леонид Николаевич, русский советский поэт и журналист, переводчик поэзии, лауреат Государственной премии СССР (1974) | фото vk.com

Имя Леонида Мартынова я узнал до того, как прочитал его стихи. В отрочестве я был исправным читателем «Литературной газеты» и каждую среду с нетерпением открывал новый номер. В конце мая 1980 г. я прочитал там поздравления Леониду Мартынову к 75-летию. И через месяц – некролог с той же самой фотографией. Эту деталь я и запомнил. Позже я прочитал его стихи и поэмы, в основном написанные в молодости, и пленился ими, как и книгой автобиографической прозы «Воздушные фрегаты». Более поздние, за единичными исключениями, оставляли меня равнодушными. Любимым поэтом Мартынов не стал, но всегда оставался в поле зрения. Со временем захотелось разобраться в его судьбе. Я начал собирать его книги в первых изданиях, потому что только по ним можно проследить подлинный путь писателя. И, конечно, предпочитал те, на которых были авторские дарственные надписи. У меня есть не весь Мартынов, хотя его книги в целом не редки. Расскажу о тех, которыми дорожу, – потому что это вехи его судьбы.

Признание пришло к Мартынову в сорок лет. В 1945 г. издательство «Советский писатель» выпустило первый в столице сборник его лирики «Лукоморье», редактором которого был Павел Антокольский). Включенные в него стихотворения «Замечали – по городу ходит прохожий?..», «Река Тишина» «Подсолнух», «Деревья» навсегда стали визитной карточкой поэта. Принятый в Союз писателей Мартынов готовился переехать из Омска в Москву, считая работу там более перспективной и продуктивной. К нему благоволили тогдашний глава Союза писателей Николай Тихонов, слывший любимым поэтом Вождя, и его жена Мария Неслуховская. Добрым другом стала и Муза Константиновна Павлова (1917-2006), поэт и переводчик, в ту пору литературный секретарь Тихонова (Герман Лукьянов «О музе Павловой» - можно прочитать тут) «Муза очень ценила меня как поэта и очень много хлопотала по моим делам», – вспоминал Мартынов. Подаренный ей экземпляр «Лукоморья» – из числа первых авторских – украшение моего собрания.

Книга Леонида Мартынова «Лукоморье» (1945) со стихотворной дарственной надписью Музе Павловой | фото книги в собрании автора статьи

Надпись на форзаце автор сделал в стихах

Музе
Вот лист. Он был чист,
Тут все было пусто,
Но стал он скалист, холмист и лесист
От грубого чувства.
И это – искусство!
Сказали Вы мне, жалея отчасти 
Меня: «О, раскройте весь мир как во сне!»
Согласен вполне. Ведь все в нашей власти
И дело к весне!
Леонид
14/ V 1945 г.

Первые пять строк он взял из стихотворения «Вот лес. Он был густ…», тогда еще не опубликованного. Оно вошло в его следующую книгу «Эрцинский лес», изданную в 1946 г. в Омске. И тут грянул гром. Мартынов, устраивавший свою жизнь в Москве, куда переехал в феврале 1946 г., этого не ожидал.

7 декабря 1946 г. посредственная, но обласканная властями поэтесса Вера Инбер, из лирика периодически перевоплощавшаяся в «автоматчика партии» (как с гордостью говорил о себе ее соратник Николай Грибачев), опубликовала в «Литературной газете» статью «Уход от действительности» с вердиктом: «Нам с вами не по пути, Леонид Мартынов». «Нам» - говорилось от имени всей советской литературы на страницах главной писательской газеты. Литературный мир еще не успел оправиться после погромного постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» (14 августа 1946), которое не только выбросило из литературы Анну Ахматову и Михаила Зощенко, но «зарезало» готовые к печати книги Георгия Шенгели, Всеволода Рождественского, Арсения Тарковского и других. Инбер, получившая в том же году Сталинскую премию, била наповал: «Неприятие современности превращается уже в неприкрытую злобу там, где Мартынов говорит о своём современнике, человеке советской страны». Как говорится, «если ты кого-то топишь – так топи, чтоб не всплывал».

Почти одновременно «крытика» ударила по первой книге стихов «Радуга-река» Сергея Маркова, многолетнего друга Мартынова: в 1932 г. оба были осуждены и сосланы по сфальсифицированному делу «Сибирской бригады поэтов». Обвинения были политическими. Обоих поэтов осуждали за «уход от действительности», «внеклассовость», архаичность, но более всего – за стихи на русскую тему, имеющую «мало общего с подлинным советским патриотизмом». Мартынов и Марков были подлинными «поэтами русского национального начала», как сказал Всеволод Рождественский о Марине Цветаевой. Россия в их стихах была не абстрактно-риторической и не революционно-советской, а конкретной – пейзажной и исторической, причем история напрямую увязывалась с современностью, с недавней войной. Не буду приводить цитаты – ими придется заполнить весь отведенный мне объем.

Именно за «русскую тему» на Мартынова и Маркова обрушились влиятельные идеологические и литературные круги. Их рупором стала «бывшая жеманно салонная поэтесса, старательно изображавшая из себя литературную комиссаршу», как метко назвал Евгений Евтушенко Веру Инбер – дочь богатых одесских коммерсантов и родственницу Троцкого. Погрому попустительствовал Александр Фадеев, ранее не пускавший «Лукоморье» в печать и в 1946 г. снова возглавивший Союз писателей на смену Тихонову. Ничего «антисоветского» в сборнике не было, но вердикт «Литературки» материализовался сразу – почти весь тираж «Эрцинского леса» был уничтожен. Сейчас эта книга редка: в продаже попадаются разве что зачитанные до дыр экземпляры из провинциальных библиотек (оттуда ее не изымали).

Мартынова и Маркова перестали печатать, но им надо было зарабатывать на жизнь. Леонида Николаевича допустили до переводов. «Допустили», потому что мир художественного перевода – точнее, мир распределения заказов и заработков – был замкнутым и иерархичным, где почти всё решали личные связи, горизонтальные и вертикальные. Критик Валерий Дементьев (о нем далее) позже писал о Мартынове: «Чтобы как-то прийти в себя после этой проработки, поэт на целое десятилетие с головой уходит в переводы». Вместо «прийти в себя» надо читать «выжить». Мартынов переводил со многих языков, больше всего с венгерского, хотя путем не знал ни одного и пользовался подстрочниками. Он говорил: главное – знать язык, на который переводишь. Марков в переводческий мир не пошел – его историю расскажу в другой раз. Пути друзей разошлись навсегда.

Отлученный от печати Леонид Николаевич продолжал писать стихи. Допустили их к изданию только с началом «оттепели». После долгих проволочек издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» 6 декабря 1955 г. подписало к печати сборничек под скромным заглавием «Стихи», помеченный 1955-м годом, но вышедший в январе 1956-го, незадолго до ХХ съезда КПСС. Его открывало стихотворение «Эхо», ставшее визитной карточкой нового Мартынова.

Книга Леонида Мартынова «Стихи» и стихотворение «Эхо» | фото книги из собрания автора статьи

Что такое случилось со мною?
Говорю я с тобой одною,
А слова мои почему-то
Повторяются за стеною,
И звучат они в ту же минуту
В ближних рощах и дальних пущах,
В близлежащих людских жилищах
И на всяческих пепелищах,
И повсюду среди живущих.
Знаешь, в сущности, это не плохо!
Расстояние не помеха
Ни для смеха и ни для вздоха.
Удивительно мощное эхо.
Очевидно, такая эпоха!

Я не случайно сказал «новый Мартынов». Читатель, знавший исторические поэмы, которыми Леонид Николаевич сделал себя имя к концу тридцатых годов (сборники вышли в Омске в 1939 и 1940 гг. и в Москве в 1940 г.), и лирику «Лукоморья», увидел совершенно другого поэта. Молодой читатель о наличии прежнего Мартынова просто не знал. Из стихов ушли тема России, которую сменила абстрактная рассудительная лирика «вне времени и места». Казалось бы, вот он «уход от действительности» - но критики и читатели приняли нового Мартынова на ура. Даже Инбер при случае извинилась за погромную статью. Началась настоящая слава, которая сопровождала поэта до конца жизни. Признание закрепила «Новая книга» (1962), выпущенная издательством «Московский рабочий» тиражом 60 000 экземпляров («Лукоморье» – 10 000, «Стихи» – 10 000 плюс 25 000 в переиздании 1957 г.). Автор охотно подписывал ее благодарным читателям.
Виктору Федоровичу Королеву с приветом Леонид Мартынов. 11/I-63 Москва

Книга Леонида Мартынова «Новая книга» с дарственной надписью Виктору Королеву | фото книги в собрании автора статьи

С этого времени Мартынов не только много писал, но много печатался – журналы, газеты, издательства широко открыли ему двери. Не сложились отношения только с главным редактором «Нового мира» Александром Твардовским: антипатия была взаимной. Цензура не преследовала поэта – после смерти в его архиве остались несколько сот неизданных стихотворений, но, кажется, ничего не было написано заведомо «в стол». Именно по поводу Мартынова Ахматова в начале шестидесятых сказала: «Поэту вредно часто печататься».

Мартынов не мог стать «барабанщиком партии» (об «автоматчике» речи быть не могло) и в партии не состоял. Его новые стихи отличались многословием и многозначительностью, за которыми далеко не всегда скрывалось глубокое содержание. Редко появлялись сильные вещи, как стихотворение, опубликованное в 1962 г. в журнале «Юность» и в «Новой книге»:

Отмечали
Вы, схоласты,
Птолемея
Юбилей.
Но дошла к вам
Лет так за сто
Весть, что прав был
Галилей.
Но плечами вы пожали:
Мол, отрекся
Галилей!
Отмечать
Вы продолжали
Птолемея
Юбилей.

Не важно, на кого автор намекал, если намекал вообще. Стихи и без намеков отличные.

Слава и признание пришли к Мартынову на шестом десятке. В 1965 г. к его шестидесятилетию «Молодая гвардия» выпустила 350-страничный «изборник» «Первородство», за который автор получил Государственную премию РСФСР. Это был не только триумф нового Мартынова, но и реабилитация старого – в книгу вошли лучшие вещи из «Лукоморья» и «Эрцинского леса», хотя без дат. Здесь же появилось редкое для позднего Мартынова признание – о наболевшем.

Человек,
Которого ударили,
Человек, которого дубасили,
Купоросили и скипидарили,
Человек, которого отбросили,
Человек, к которому приставили
С четырёх сторон по неприятелю,
Но в конце концов не обезглавили, —
Вот кто чувствует ко мне симпатию.
И к нему её я тоже чувствую,
Потому что я над ним не властвую,
И не то чтобы ему сочувствую,
Но в его страданиях участвую:
И меня пытались так когда-то ведь
Обрубать, обламывать, обтёсывать,
Деликатно говоря — причёсывать,
Говоря точнее — обрабатывать.
Чтоб признал их страшные законы я,
Убеждали и добром, и злом они,
Но орудия, употреблённые
Для всего для этого, изломаны.
Хоть и длились целые столетия
Эти бесконечные занятия.
И теперь в любой стране на свете я
Ясно чувствую твою симпатию,
Человек, которого мытарили,
Всячески трепали, зуботычили,
Купоросили и скипидарили,
Но в конце концов не обезличили.

Мартынова не обезличили – у него всегда было свое лицо, но теперь оно стало другим.
Экземпляр этой книги я купил с «проходной», на первый взгляд, дарственной надписью: Людмиле и Игорю Гирс в знак лучших чувств Леонид Мартынов 24/IX-65 М[осква].

Книга Леонида Мартынова с дарственной надписью Людмиле и Игорю Гирсам | фото книги в собрании автора статьи

Покупке я был рад, потому что знал, кто это такие. В сборнике «Воздушные фрегаты» (Воздушные фрегаты : Новеллы. — М. : Современник, 1974) есть новелла «Дом на Почтовой» о семье омского адвоката Арсения Хлебникова, где в двадцатые годы бывал Мартынов. Студентом Хлебников состоял в подпольной группе Александра Ульянова (того самого!), был сослан в Сибирь, на этапе познакомился с поэтом-народовольцем Петром Якубовичем, известным как «П.Я.», «Мельшин» и «Матвей Рамшев», позже сдал экстерном экзамены на юридическом факультете Казанского университета (как Владимир Ульянов!) и стал адвокатом. Хозяина дома Леонид Николаевич в живых не застал, но подружился с его дочерями Галей и Люсей. «А еще позднее, уже в шестидесятых годах, – заключил он рассказ, – в Коктебеле мы с женой встретили отдыхавших там в качестве ''дикарей'' Люсю и ее мужа, ленинградского инженера-кораблестроителя Гирса. После этого мы не однажды говорили с Люсей по телефону, а потом она неожиданно и безвременно умерла». Полагаю, встреча в Коктебеле произошла в 1965 г., а вернувшись в Москву, Мартынов послал старым-новым друзьям свою главную книгу. Игорь Владимирович Гирс (1902-1976), выходец из семьи потомственных моряков-дворян, многие годы проработал в ЦНИИ кораблестроения имени академика А.Н. Крылова.

Леонида Николаевича в апогее славы увидел и запомнил мой старший друг, поэт Борис Романов: «В Большой Кремлевский дворец сходились делегаты съезда Союза писателей… Я увидел Мартынова, шедшего к дворцу, и сразу узнал. Он шел, высоко держа голову, глядя в небо. Я подумал, что так и должен идти поэт, не отводя глаз от неба… И он шел, глядя в синеву, на облака над кремлевскими башнями. Красиво. Он не замечал идущих рядом, торжественной суеты. Он смотрел в небо. Но твердо знал, куда шел, войдя в легко отворившиеся высокие, государственные двери». Прочитав зарисовку, я спросил Бориса Николаевича, что это было – высокомерие или защита от внешнего мира со стороны «человека, которого дубасили». Романов ответил, что тогда видел в этом если не высокомерие, то подчеркнутую «неотмирность».

«Длительное время Леонида Мартынова считали человеком ''не от мира сего''. Нет, он был именно ''от мира сего''», – заявил в предисловии к тому его «Стихотворений и поэм» (1986) в Большой серии «Библиотеки поэта» Валерий Васильевич Дементьев (1925-2000), присяжный истолкователь («свои» критики были у всех видных советских писателей). Критику и его жене поэт подарил сборник «Узел бурь» (1979), оказавшийся последним:
Дорогим Неле и Валерию Дементьевым с любовью и нежностью Леонид Мартынов 20/VII-79 M[осква] 

Книга Леонида Мартынова «Узел бурь» с дарственной надписью Неле и Валерию Дементьевым | фото книги в собрании автора статьи

Дементьев читал книгу внимательно, видимо, готовясь написать рецензию (написал ли – я не проверял). Стихи он отмечал своеобразно, загибая углы страниц; я их сначала отогнул, но подумал, что нарушаю состояние источника. Неля упомянута в стихотворении «Когда заря алее кровь-руды…», уголок страницы с которым адресат тоже загнул. Книга ничего нового к сложившемуся облику Мартынова-поэта не прибавила, но вышла в трагическое для автора время: именно тогда умерла любимая жена «Ниночка» Попова, с которой он прожил более сорока лет. Леонид Николаевич писал стихи «несмотря ни на что» – его собственные слова – буквально до последних дней. Умер он внезапно, через четыре недели после семидесятипятилетия. Год спустя вышла новая книга стихов «Золотой запас».

Сегодня Леонида Мартынова помнят, чтут (особенно в родном Омске), но издают и читают, увы, все реже. В предисловии к тому «Библиотеки поэта» Дементьев наставительно писал: «Высший пик его творческих свершений падал не на молодые, не на 20-е, а на последующие годы, на вторую половину нашего столетия». Признаюсь, читать стихи «нового» Мартынова в больших количествах непросто, но и там попадаются неожиданные… шалости пера или что-то большее?

Когда декабрь корежится от хруста
Химически окрашенного льда,
И в небесах искусственно и пусто
Мерцает Вифлеемская звезда,
И, утомлен от Кафки и от Пруста,
Вдруг чувствует читатель-борода, 
Сколь сладки квас, и кислая капуста,
И пышный сбитень, - именно тогда
В пленительном угаре самоваров,
Всплывающем к безбожным небесам,
Является как будто сам Уваров,
И вдохновенно льется по усам
Златой струей славянофильский мед,
Не попадая в простофильский рот.

Замечательную книгу прозы Мартынова «Стоглав» надо издать отдельно в полном виде, с комментариями и иллюстрациями. Картинки из моего собрания там тоже пригодятся.

Поделиться Поделиться ссылкой:
Советуем почитать
Есть ли Христос в русской поэзии? И много ли мы об этом знаем?
Нынешняя школьная программа по русской литературе, насколько мне известно, не знает об этом, к сожалению, ничего, кроме достаточно спорного «В белом венчике из роз – / Впереди – Исус Христос» из знаменитой блоковской поэмы «12». В 1996 году вышла книга замечательного московского поэта и литературоведа Бориса Николаевича Романова «Христос в русской поэзии», где, собственно, и собраны стихи русских поэтов, посвященные Христу. Русские поэты – Христу и о Христе. Пасхальные размышления автора’2025.
20.04.2025
Яков Гордин: «Я много лет занимаюсь проблемой – судьба нашей империи»
Историю России невозможно изучать в отрыве от мировой, считает писатель, публицист и прозаик, главный редактор журнала «Звезда» Яков Гордин. О том, почему он верит в будущее бумажной книги, об отличии русской дуэльной традиции от европейской и для чего написал книгу о Петре Первом, он рассказал в интервью «ЭГОИСТУ»
30.09.2024
«Бройдоха»: история одной карьеры
В мае 1934 г. литературную Москву потряс крупный скандал. Выяснилось, что респектабельный литератор Соломон Оскарович Бройде (1892–1938), известный книгами рассказов и очерков о Гражданской войне и о судебной и пенитенциарной системе Советской России, предисловия к которым писали такие влииятельные люди, как главный редактор Госиздата Николай Мещеряков, государственный обвинитель Андрей Вышинский и председатель Военной коллегии Верховного суда Василий Ульрих, – банальный плагиатор и мошенник.
29.11.2024