Дмитрий Лысенков: медийный и комедийный
Карьера актера Дмитрия Лысенкова развивается на контрасте: в театре, где он сыграл Раскольникова и Гамлета, у него все серьезно, а в кино, наоборот, чаще всего он снимается в комедиях
Актерскую карьеру Дмитрий начинал, по его собственным словам, с амплуа истериков, но постепенно разнообразил палитру: сегодня в ней есть и ботаники, и подлые предатели, и маменькины сынки, а вот романтики и лирики немного – возможно, поэтому актер мечтает именно о ней.
Дмитрий Лысенков рассказал «Эгоисту» о природе современного юмора, о том, какие приемы Леонида Гайдая неподвластны времени, а также о том, почему «Чебурашка» стал блокбастером.
Главную актерскую высоту – «Гамлета» – Вы взяли в Александринском театре. Новые мечты появились?
Дмитрий Лысенков. Мечты меняются с возрастом. Чего-то я уже не сыграю. Но впереди очень много интересного, так что я не переживаю.
И все же – что не сыграете?
Д. Л. Наверное, побольше хотелось бы сыграть о любви. Этого у меня на сцене практически не было. За бортом остались юные герои, на которых я теперь уже в силу возраста не тяну. Но ведь зрелая любовь – это тоже интересно. С годами у мужчин диапазон ролей возрастает. Правда, не уверен, что успею все: театра в моей жизни стало намного меньше.
Вам не хватает театра? Скучаете?
Д. Л. Иногда. Хотя я играю в нескольких постановках: «Собрание сочинений» в «Современнике», «Живой Т…» в московском Театре наций, «Человек из Подольска», «Преступление и наказание» в петербургском «Приюте комедианта». Но вот новых постановок давно не было.
Раньше мне казалось, что театр формирует свои планы заранее, намного раньше, чем кино. Но выяснилось обратное. Кино у меня расписано на полгода вперед, а театр порой появляется с предложением: «Через два месяца премьера…» Извините, не могу, не получается.
У Вас нестандартная внешность, и в кино Вы часто играете комедийных героев. Не тесно в этих образах после Достоевского?
Д. Л. Не тесно! К счастью, в театре внешность вообще практически не имеет значения. В кино все по-другому, есть амплуа. Да, меня чаще используют как комедийного актера. Но то ли еще будет! Самого же меня больше интересуют сценарии о внутреннем мире человека, о жизни в ее многообразии.
Сериал «Большая секунда» – и смешно, и трогательно. Практически театральное действо. Столь любимый зрителем (и мной, в частности) жанр лирической комедии. Нам удалось его воскресить. Кроме того, не надо забывать, что комедий сейчас снимают гораздо больше, чем остального, поэтому и играю я в них чаще.
Если говорить о юморе, он со времен Леонида Гайдая очень изменился. Каким стал, на Ваш взгляд?
Д. Л. Юмор стал жестче, циничнее, чернушнее. Собственно, какая жизнь – такой и юмор. Сейчас уже не смешит герой, падающий лицом в торт. И многие приемы Гайдая не работают, но вот что удивительно – некоторые работают и по сей день. Вот, например, когда Никулин в «Кавказской пленнице» чешет пятку, просунув под одеялом «двухметровую» руку, это уже не смешно. А вот в погоне за «демонами» – Куравлевым и Яковлевым – из «Ивана Васильевича» все гэги работают.
А если говорить о серьезных киногероях – как изменились они? Вот в девяностые был Сергей Бодров…
Д. Л. Думаю, про Бодрова – это легенда, которая сформировалась уже после его гибели. Героем своего времени он стал постфактум. Был популярным телеведущим – да, но чтоб вся страна носила «бодровские» свитера, покупала кассеты с «Наутилусом» и хотела походить на отнюдь не положительного Данилу Багрова, это не так. И культ «Брата» во многом развился из-за привычки зрителя сращивать в своем сознании персонажа фильма с личностью исполнителя.
Это правда, что Вы чуть не снялись у Балабанова?
Д. Л. Правильнее сказать: был шанс. Я редко печалюсь о несыгранных ролях, но о фильме «Мне не больно» (рабочее название было «Болтуны») Алексея Балабанова, действительно, жалею. Проб не устраивали, было знакомство с режиссером: он переломанный после «Груза 200», с загипсованной ключицей, а я травмировался на спектакле, у меня загипсована нога.
Два загипсованных человека сидели друг напротив друга в его квартире на Васильевском острове и беседовали. Он щелкал меня на свою мыльницу. Говорили о театре, у нас были какие-то расхождения на этот счет. А непосредственно пробы так и не состоялись, жаль. Может, увидел бы меня в деле – заинтересовался бы.
Наверное, сейчас дело обстоит наоборот: Вам предлагают – Вы отвергаете?
Д. Л. Не скрою, много всего присылают, и нередко не лучшего качества. Иногда я так от этого устаю, что позволяю себе даже кому-то не отвечать. Мне не хочется видеть героев, которых я уже играл. Начинал-то я с истериков, а сейчас… Герой стеснительный ботаник – это ко мне, герой с хорошо развитой сложной речью – тоже ко мне, предатель – ко мне, самовлюбленный маменькин сынок – и это ко мне. Хочется уже новенького.
А кто из этих типажей Вам ближе – может, стеснительный парень?
Д. Л. Да не сказал бы. Дворовое воспитание 90-х ботанизму не способствует. Правда, во дворе я всегда стоял особняком. Чаще играл с компанией младшего брата или сидел дома и слушал на кухне дебаты взрослых о политике.
В «Вампирах средней полосы» Вы как раз и сыграли подловатого маменькина сынка. Продолжение саги будет?
Д. Л. Нам объявили, что третий сезон начнут снимать в 2024 году, пока больше ничего не знаю. Сам по себе проект замечательный. Очень интересно было оказаться с Юрием Стояновым на одной площадке. А рассказчик он какой! Байки о стариках БДТ можно слушать часами.
Когда появился кинематограф, заговорили о том, что зритель перестанет ходить в театр. Сейчас на пике популярности сериалы, которые с комфортном смотрят дома. Есть ли будущее у кинотеатров?
Д. Л. Я вот не любитель смотреть фильм в компании множества незнакомых людей. Но считаю, что люди ходить в кинотеатр не перестанут, хотя и сериалы сейчас по качеству сильно изменились, они стали практически как полный метр. Встречаются, конечно, низкопробные, сделанные лишь для того, чтоб забить эфир дешевым «мылом», в таких сниматься не хочется. Мне в этом плане повезло – могу выбирать. Но коллег, работающих в сериалах лишь потому, что нужны деньги, я не осуждаю. Хуже, когда актер плохое от хорошего просто не отличает.
Вам важно, кто Ваши партнеры, когда соглашаетесь на проект?
Д. Л. Да. И дело не в актерской одаренности человека. Есть те, рядом с которыми на площадке просто трудно дышать – именно по-человечески.
Устаете ли Вы от внимания поклонников?
Д. Л. Не устаю! Люди видят меня и сразу улыбаются, это очень приятно – зарядить кого-то хорошим настроением!
Вы переехали в столицу, постоянно на съемках, а чем занимается супруга Мария?
Д. Л. Жена по-прежнему играет в театре в Петербурге. Фотографирует, рисует, она хочет сниматься и ходит на кастинги. Ну и, конечно, воспитание дочек на ней.
А Вы много свободного времени с семьей проводите?
Д. Л. Я такой брюзга, что они радуются, наверное, когда меня нет дома. А если серьезно – девчонки подросли уже, у них какая-то своя жизнь. А до возраста, когда о чем-то можно говорить не с мамой, а с папой, еще далеко.
Они смотрели «Чебурашку» с Вашим участием? Как Вы думаете, в чем причина феноменального кассового успеха?
Д. Л. Смотрели всей семьей. Свои кровные рубли в эти сборы тоже отдали. Мне кажется, причина успеха в том, что зритель соскучился по добрым историям. Ведь посыл «Чебурашки» не изменился со времен Успенского: «Давайте дружить, хоть мы и разные». После «Чебурашки», к слову, предложений сценариев сказок появилось много. Как мне кажется – во многом из желания повторить этот успех. Однако зачастую интереса эти предложения не представляют: плохо сляпанные поделки, в которых ощутимо сквозит лишь жажда наживы. Но на одну большую сказку я все-таки согласился. Пока, правда, не имею права разглашать подробности.
