Кровь и нервы русских декадентов

«Некто Емельянов-Коханский, совершенно несправедливо забытый теперь, первый поразил Москву: выпустил в один прекрасный день книгу своих стихов, посвященных самому себе и Клеопатре, – так на ней и было написано: “Посвящается Мне и египетской царице Клеопатре” – а затем самолично появился на Тверском бульваре: в подштанниках, в бурке и папахе, в черных очках и с длинными собачьими когтями, привязанными к пальцам правой руки. Конечно, его сейчас же убрали с Тверского бульвара – увели в полицию, но все равно: дело было сделано, действительность была преображена, слава первого русского символиста прогремела по всей Москве… Все прочие пришли уже позднее – так сказать, на готовое». Но так ли было всё, как вспоминал в 1929 г. Иван Бунин? 

Первый выпуск составленного Валерием Брюсовым альманаха «Русские символисты», вышедший в марте 1894 г. в Москве, имел скандальный успех. А где скандал – там коммерция! 7 сентября 1894 г. петербургская цензура дозволила сборник «Голубые звуки и белые поэмы», автором которого значился «граф Алексис Жасминов». Под этим именем укрылся Виктор Буренин – упорный гонитель декадентов. Сами тексты не имели отношения к «Русским символистам», поскольку впервые появились в фельетонах газеты «Новое время» в феврале 1893 г. и метили прежде всего в Мориса Метерлинка.

Другое дело – узкая длинная книжечка на плотной бумаге, на титульном листе которой читаем: Сергей Терзаев, Владимир Краснов и Михаил Славянский. Кровь растерзанного сердца. Тревожные песни трех первых русских декадентов. Санкт-Петербург, 1895. 104 страницы целиком напечатаны красной типографской краской – как бы кровью, причем в типографии Кровицкого. На последней – рисованые портреты авторов. 

Предисловие: «Перед вами – букет нервно порванных струн! Человеческие слезы – смешались с фиалками; лилии наклонились в сторону торжества; звуки арфы говорят вам о забытых стонах. Это – поэзия. Это – смех и слезы гения; ад и рай вдохновенных сердец. […] Кто не взлетал на небеса? Кто не лобзал луны? Кто не играл с дриадами и не спускался в ад??!!» «Песни Терзаева» состоят из разделов «Кружева», «Терзания», «Нервы» и «Скрежет». «Гимны Владимира Краснова» включают «Идиосинкразии», «Флажолеты», «Фонтаны» и «Ужасы». «Ноктюрны Михаила Славянского» – «Атрофия», «Желчь» и «Раны». Заглавия стихотворений под стать разделам: «Разноцветная женщина», «Долой кожу», «Моему скелету», «Лунатизм», «Осколки мозга». Под всеми текстами – общим числом 63 – одна и та же дата: 6 сентября 1895 г. Цензурное разрешение: 23 сентября 1895 г. Первая дата может быть мистификацией, вторая – нет.

Это уже настоящая пародия на «Русских символистов». Пародия не столько на конкретные стихотворения, сколько на сборник в целом – как на проект. «Кровь растерзанного сердца» – не книга пародий, но книга-пародия. Помимо насмешки авторами мог двигать коммерческий расчет. Глумившаяся над декадентами критика «разогрела» публику, так что Брюсов увидел в этой затее «спекуляцию на модном течении, обирание рублей». Неуказанным издателем был юмористический журнал «Стрекоза», рекламировавший книгу как «напечатанную кровью». Подлинными авторами были три третьестепенных сочинителя. Терзаев – «столп» «Стрекозы», литератор на все руки Сергей Александрович Патараки (1860–1919). Краснов – «хохотун и анекдотист и вдобавок стихотворец», каким его запомнил художник М. В. Добужинский, Владимир Александрович Мазуркевич (1871–1942), известный по романсу «Дышала ночь восторгом сладострастья…». Славянский – драматург и собиратель анекдотов Михаил Викторович Шевляков (1865–1913). Похожи ли они на свои «портреты» – судите сами.

«Обнаженные нервы» напечатаны на розовой бумаге. На фронтисписе – портрет автора в костюме оперного Демона. «Не одна фотография не дает такого точного и правильного представления о его физиономии, как картина Демон», – говорилось в предисловии издателя, написанном самим автором. Сохраняем пунктуацию и частично орфографию оригинала, поскольку в «Послесловии издателя и автора» сказано: «В сборник “Обнаженные нервы” вкралось много опечаток… Ни автор, ни типография в этом не виноваты… Корректуру, к сожалению, должна была “держать” хористка из Яра. Считаем необходимым исправить (не отступая ни на шаг от оригинала, позволенного цензурою) только такие промахи, которые нарушают смысл и вредят красоте, а не синтаксису и грамматике. За неисправление остальных мелких опечаток, мы предоставляем полное право нашим врагам называть нас безграмотными… Мы же прощаем маленькие ошибки хорошенькой женщины…» (Отточия в оригинале.)

После титульного листа на отдельной странице помещен набранный шестью разными шрифтами текст: «Сборник // посвящаю самому себе // и // египетской царице // Клеопатре. // Автор». «…Долженствующие изображать русские “Цветы Зла”, – охарактеризовал Брюсов “Обнаженные нервы”, – и посвященные “себе” (это он украл у меня) и “царице Клеопатре” (это он выдумал сам)». Скандальное посвящение существует одновременно в двух вариантах. Современникам больше запомнился тот, что напечатан на обложке и титульном листе: «Посвящается Мне и египетской царице Клеопатре».

Изначально рассчитанные на скандал «Обнаженные нервы» прославили автора, пусть с помощью ругательных отзывов. Плохой рекламы не бывает! «Театральные известия» 18 июня 1895 г. писали: «На днях вышла довольно нескромная и чересчур претенциозная книжка стихотворений “Обнаженные нервы” А. Н.Емельянова-Коханского, печатавшего некоторые из своих произведений в нашей газете. […] Он, как видно, не только сам считает себя гением, это еще куда ни шло, но убежден также в том, что и все – не только в России, но и за границей – почитают за гениальнейшего из смертных. Мы польщены, что в числе наших сотрудников находился такой универсальный гений, который “прославился у нас и за границей” как талантливый поэт, иллюстратор, музыкант и прочее, прочее, прочее. […] Обращаясь к стихотворениям, можно сказать, что в общем они производят отталкивающее впечатление благодаря тому, что автор до крайней степени неразборчив в выборе тем, хотя в отдельности некоторые стихотворения обнаруживают в авторе недюжинный талант». Емельянов-Коханский перестал печататься в этой газете… и распустил слух, что цензура запретила «Театральные известия» из-за его стихов.

Выход «Обнаженных нервов» привел Брюсова в бешенство, поскольку дискредитировал его собственную деятельность – он готовил к печати первый сборник стихов Chefs d’œuvre («Шедевры»). Посвящение издевательски обыгрывало последнюю фразу предисловия к нему: «Не современникам и даже не человечеству завещаю я эту книгу, а вечности и искусству», – о чем Емельянов-Коханский мог знать от автора.

Претенциозное предисловие «издателя А. С. Чернова» славило «первого смелого русского декадента», давая понять, что остальные – не первые и не смелые. Оно не только пародировало вымышленного издателя «Русских символистов» «В. А. Маслова» (маска Брюсова), но и содержало ряд конкретных уколов. «Только за последний год тяжелая и страшная болезнь не дает ему возможность продолжать также скромно и усиленно работать на тернистой ниве нашей литературы», – намек на обнародованное во втором выпуске «Русских символистов» «отречение г. А. Л. Миропольского от литературной деятельности», а возможно, и на некую болезнь самого Брюсова, поскольку о недугах подлинного автора мы не знаем. Не имеется ли в виду «чудно-нежная и страстная болезнь» из стихотворения «Монолог маньяка. Бред первый»? Брюсов уверял Перцова, что оно на самом деле называется «Гимн сифилису». Привет Бодлеру…

Нечто личное можно заподозрить и во фразе о «наших критиканах», которые выступают, «зная автора, а иногда и имея с ним личные столкновения, вроде ухаживанья за одной и той же дамой или ссоры за картами». Заявление о том, что «многие стихотворения г. Коханского были перепечатываемы другими изданиями и выдываемые за перлы, в числе таковых же они появлялись в многочисленных сборниках наших поэтов», искажает действительность, ибо такие перепечатки нам неизвестны – напротив, в «Обнаженных нервах» есть чужие стихи. Не попытка ли это создать впечатление, что в готовящихся к печати «Шедеврах» есть стихи Емельянова-Коханского?

Брюсов никогда не помещал в книгах свои портреты. «Г. Коханский долгое время по присущей ему скромности отговаривал меня и очень противился приложению к сборнику его стихотворений портрета… Но я был непреклонен… […] По моему, к необыкновенному сборнику стихотворений, должны быть приложены: необыкновенный портрет и необыкновенное предисловие», – сообщал «издатель А. С. Чернов», пояснив: «г. Коханский несколько раз был изображаем нашими первоклассными художниками. Картины с него напр[имер] “Разврат на Невском прос[пекте]” была выставлена в залах Академии художеств и теперь находится в Париже».

Представление о декадентских произведениях Емельянова-Коханского (рядом с ними много банальной лирики) дает открывавшее книгу стихотворение «Наброски». По утверждению Брюсова, оно в оригинале называлось «Изнасилование трупа»: 

Рыдали безумные свечи
О трупе прекрасном твоем. 
Летели прозрачные речи
О черном и белом былом…
И вместо очей твоих ясных
Виднелись воронки одне
И все о затратах ужасных   
Шептало шумовкою мне…
Лиловые губки молчали, 
Хранили свой чувственный вид,
Атласные груди упали
И лоб был суров, как гранит…
Развились песочные волны
Твоих беспокойных кудрей,
А руки, как прежде, все полны
Объятий и адских затей…

На «Обнаженные нервы» напали те же критики, что громили «Русских символистов». Их тень пала на Брюсова, которому оставалось изливать негодование в письмах к знакомым: «Если уж нас можно считать карикатурой на западный символизм, то какая же ужасная пародия этот Емельянов-Коханский на Бодлера! Книги более отвратительной, более глупой, более бездарной – я не видал».

Как ни в чем не бывало встретившись с Брюсовым в конце октября 1895 г., «первый смелый русский декадент» показал ему «Кровь растерзанного сердца», которую тот назвал «проделкой в стиле самого Емельянова-Коханского, чуть-чуть поумнее только». Заглавие цикла Славянского-Шевлякова «Желчь» повторяло заглавие последнего раздела «Обнаженных нервов», где есть стихотворение «Забубенная фантазия» с посвящением «С.П.Б. символистам»:

Ночь ароматная…
Барышня ватная
Сходит, целуясь с луной!
Грязью полночною,
Тещей лубочною
Бредит с кровавой тоской!
Ласки трескучие,
Звезды пахучие
Мне обещает она.
«Будешь Поприщиным»,
Вздором насыщенным
С нею гудит сатана!.. 

Имя героя гоголевских «Записок сумасшедшего» не раз возникало в рецензиях на «Русских символистов».

«Обнаженные нервы», как и «Кровь растерзанного сердца», – «вне литературы», – повторил Брюсов в набросках брошюры «Русская поэзия в 1895 году». Разрыв стал окончательным. Во втором издании «Обнаженных нервов», вышедшем в 1901 г., появилось посвящение «В. Б-у» с такими перлами остроумия:

Горло хрип издает:
В нем хрустит злой мороз –
Я в кишках слышу гнет,
В животе много слез.

Третье издание «Обнаженных нервов» вышло в 1904 г.; как и второе, оно встречается реже первого. Брюсов откликнулся на него под псевдонимом «Д. Сбирко», как будто всерьез говоря о неудачной книге, а не о заведомой мистификации. «Нельзя сказать, что г. Емельянов-Коханский был совершенно обделен дарованием поэта. Не возьмемся судить, чтó за поэт мог бы выработаться из него, если бы он относился к своему творчеству серьезнее. […] Круг его интересов узок, настроения, которыми он живет, низменны. Г. Емельянов-Коханский в литературе похож на невоспитанного человека, который задумал быть развязным и смелым в обществе: все выходки его грубы и не столько смешны, сколько неприятны». Полагаю, что за последними словами стояли конкретные личные воспоминания.