Одна из ведущих сопрано современности и одна из первых красавиц оперной сцены наших дней Ольга Перетятько родилась на берегах Невы. Сейчас она живет в швейцарском Люцерне, но очень любит возвращаться в родной город – чтобы пообщаться с родными и друзьями, спеть перед любимой петербургской публикой, которая отвечает оперной диве горячей взаимностью. Несмотря на крайний дефицит времени, посвященного репетициям и общению с маленькой дочкой, Ольга не смогла отказать в получасовой беседе корреспонденту «ЭГОИСТА» буквально за сутки с небольшим перед своим сольным праздничным концертом 8 марта на сцене Большого зала филармонии
Ольга, то, что вы станете певицей, было предопределено вашими родителями и педагогами или это был ваш осознанный выбор вопреки каким-то внешним обстоятельствам?
Ольга Перетятько. Я думаю, что это было предопределено, потому что папа у меня певец – он до сих пор поет в Мариинском театре. И я всегда, сколько себя помню, пела, а в театре я была с трех лет. Я помню свой первый спектакль – это был «Фауст» Гуно. Там есть такая ложа, над литаврами, я прямо над ними сидела – я хорошо помню этот момент. Ну и «Щелкунчики», естественно, театральные дети, контрамарки. Всегда музыка как-то в моей жизни присутствовала. Потом музыкальная школа пошла, первые сольники, соло давали петь в хоре, первые детские конкурсы. Потом было музучилище при консерватории по специальности «хоровое дирижирование». И у меня изначально не было мысли, что я хочу стать оперной певицей. Я считала, что поешь и поешь, ну и что. Я понимала, что моя профессия как-то должна быть связана с музыкой, скорее всего, с хором. Потому что я знала детский хор, я сама там пела. Папа у меня в хоре поет, это что-то такое родное.
Но когда я нашла Ларису Анатольевну Гоголевскую и мы с ней позанимались вокалом, после чего я поступила в консерваторию в Берлине, тогда стало понятно, что я буду певицей. Мне папа говорил, что в какой-то момент я очень посерьезнела, начала читать книги. А мне – я даже не помню, почему – вдруг всё стало интересно. Я читала все мемуары всех солистов, всё, что могла найти по библиотекам, по читальным залам, – Галину Вишневскую, других.
А вам самой когда-нибудь хотелось писать музыку или ставить спектакли?
О. П. Иногда, особенно когда я вижу спектакли, с концепцией которых я в корне не согласна, мне очень хочется стать режиссером, но я понимаю, что это очень неблагодарная работа. Понятно, что сейчас пришел режиссерский театр, особенно на Западе, и он там прямо царь и бог. Хотя я считаю, что царь и бог – это композиторы и певцы, потому что публика ходит именно на них. А мы – и певцы, и публика – из-за некоторых концепций, собственно, и страдаем, потому что зачастую режиссеры певцам мешают петь, а публике – адекватно воспринимать драматургию оперы и замысел композитора.
То есть вы считаете, что на режиссеров не ходят?
О. П. Ходят, есть, конечно, некоторые имена, которые действительно стабильно показывают высокий результат.
Бернард Шоу говорил, что все сюжеты классической оперы можно свести к тому, что…
О. П. …«Она умерла!»
Да! Но до того, как «она умерла», с ней, то есть с сопрано, тенор хочет заняться любовью, а баритон им мешает. Так считал Бернард Шоу. А вот какие стандартные отношения внутри оперных сюжетов между сопрано и меццо, по-вашему?
О. П. Ну, в основном это, конечно, либо какие-то соперницы, конкурентки, как, допустим, Анна Болейн и Джейн Сеймур, которые в известной опере Доницетти борются за одного короля. Либо если сопрано – какая-нибудь абсолютная протагонистка, как Травиата, тогда меццо – ее помощница, гувернантка. Но, как правило, это все-таки соперницы.
Мне тут сразу вспоминается меццо Кармен и сопрано Микаэла из бессмертной оперы Бизе… А есть ли какие-то оперы или другие вокальные произведения современных композиторов, в которых вы поете или в которых вы хотели бы спеть?
О. П. Поначалу, когда я была студенткой, я пела вещи современных, в том числе и ныне живущих композиторов. Но это не мой профиль, мой профиль – бельканто. Скажем так: ты поешь то, куда тебя зовут, а зовут меня в основном петь Верди, Россини, Доницетти, Моцарта.
А вам самой современная академическая музыка интересна?
О. П. Да! Знаете, совсем недавно современный композитор Леон Гурвич написал для меня два цикла песен на стихи Гейне и Ахматовой и посвятил их мне. Он немец, сейчас живет в Гамбурге, но вообще он из Минска, и песни эти на русском языке. Мы их готовили, потом я заболела и не приехала репетировать, потому что у меня в сентябре был ковид. Но мне кажется, очень важно давать шанс талантливым композиторам, потому что ты можешь, конечно, петь тысячу раз одно и то же, но если музыка достойная, ее ведь тоже нужно как-то показывать. У нас каждый год из всех консерваторий выпускаются композиторы, а что они делают, совершенно непонятно. Получается, что все уходят из профессии, перепрофилируются, и мне кажется, нужна какая-то господдержка, госзаказ именно на оперу. Сделайте конкурсы, выбирайте самых талантливых, и пусть лучшая опера будет поставлена. Мне кажется, это один из путей развития.
А разве можно выучиться на композитора? Мне кажется, композиторский факультет консерватории – это как Литературный институт. Ни один из тех современных писателей, у кого есть массовый читатель – Лимонов, Мамлеев, Пелевин, Сорокин, – не заканчивал это удивительное учреждение…
О. П. Да, в жизни так устроено, что главное – это уникальность, и если ты пробиваешься именно своим талантом, то неважно, какое там у тебя образование, это так. Но я часто думаю про композиторов, которые пачками выпускаются каждый год: что они делают, куда они идут – в редактуру, преподавать... Мне кажется, поддержка все-таки должна быть именно на государственном уровне, потому что иначе никак.
Насколько для вас важна публика, которая сидит в зале, или когда вы поете на сцене, вы общаетесь, как вы сейчас сказали, с композитором, с дирижером, с музыкантами, оркестром, со своими партнерами на сцене…
О. П. Естественно, мы же поем для публики!
А вы ее чувствуете, публику?
О. П. Конечно, и она всегда разная. Это как с акустикой: вот в этом театре плохая акустика, а в этом хорошая. Я как-то в один момент перестала об этом думать: ты просто выходишь и отдаешь всё, что у тебя есть, и если ты это делаешь действительно честно, ты слышишь отклик, ты чувствуешь ответную эмоцию, чувствуешь атмосферу, и она везде разная. Но в основном, опять же, всё у нас в голове: всё зависит от того, как ты туда выйдешь – с настроением, что «кругом враги», или, наоборот, «я вас всех люблю». И вот это отношение твое к публике, оно тебе в итоге отзеркаливается. Ну и потом, если ты делаешь всё на сто процентов, без халтуры, и зритель это видит и чувствует, контакт прекрасный.
У нас очень любят сравнивать публику западную и российскую, а вы как-то различаете по ощущениям эти аудитории?
О. П. Музыка – универсальный язык, и неважно, на каком языке и на каком континенте ты поешь или играешь. Это сверхъязык, это что-то объединяющее. У меня был момент, когда на родине мне было петь труднее, потому что чувствовалось отношение типа «ну, посмотрим, посмотрим, чего ты там можешь». Потом это прошло, и сейчас всё наоборот. В Москве у нас недавно был прекрасный концерт, в Сочи. Я постоянно возвращаюсь в Россию, даже когда это приносит много проблем, как сейчас. Для меня принципиальным был вопрос приезжать сюда постоянно. Неважно, кто там и что говорит: я просто помню, как в октябре 2022-го люди на моем концерте в России подходили и плакали: спасибо, что приехали, потому что все перестали к нам приезжать! Для меня это важно, потому что это моя публика, это моя родина.
Недавно был такой случай. В Латвии есть фестиваль, у них какие-то спонсоры, и они накопили на мой гонорар, и всё было прекрасно. Я у них пела как-то в 2017 году на свежем воздухе у развалин замка. В этом году они опять меня позвали. И тут меня спрашивает мой немецкий агент: а правда, что ты сейчас будешь петь в России? Я отвечаю: да, буду. А он мне говорит, что в Латвии очень нервничают и что если сейчас ты поедешь туда петь, то они отзовут свое приглашение. Я говорю: ну и флаг им в руки! Я не буду отменять четыре концерта в России ради вашего прекрасного фестиваля.
В итоге в Латвии какую-то статейку опубликовали, что они решили избавиться от русской певицы, потому что она будет петь в России, а их это не устраивает. Еще и с враньем, что якобы я на этот фестиваль подавала заявку, а они мне отказали. Я сказала, что если выбирать, то я выбираю не вас. Там сейчас своя конъюнктура, они выслуживаются, как могут. С другой стороны, вся эта ситуация очень грустная. Но я думаю, что это всё, как шелуха, скоро пройдет.
Я тоже думаю, что пройдет, потому что безумие может быть долгим, но оно не может продолжаться бесконечно. А где вы сейчас постоянно живете?
О. П. На чемоданах! А так – в Швейцарии, в Люцерне, но бываю там две-три недели в год, потому что я все время куда-то еду. И мне это отчасти надоело. Потихоньку хочу уже остепениться, где-нибудь осесть, дочь в садик водить самой.
Я заметил, что итальянские мужчины, музыканты любят жениться на русских девушках. Стоит вспомнить Клаудио Аббадо или ближайший к нам пример – Фабио Мастранджело. Ваш второй муж – дирижер-итальянец. Скажите, а в чем, по-вашему, секрет привлекательности русских женщин для итальянцев?
О. П. В чем секрет? Да потому что мы лучшие! Какие тут могут быть вопросы? Как говорят в Италии: русская женщина – это трижды женщина. Лучше нас нет, и поэтому не только итальянцы желают нас захомутать, другие тоже. Вы знаете, сколько у меня предложений было?
Я неоднократно от русских оперных певцов слышал непереводимую на другие языки поговорку: хочешь петь – пей! А как вы относитесь к воздействию алкоголя на голосовые связки?
О. П. Ну не в день концерта, конечно. Надо берега знать, а так почему нет? Это одна из радостей жизни. Это компания, застолье, родные люди, друзья. Нет, ну я считаю, что все можно, если в меру. Но если ты поешь, у тебя работа, репетиция или концерт, никакого алкоголя быть не может. Алкоголь сушит, да и концентрация хуже.
Мне некоторые певцы говорили, что после 50 грамм коньяка поется лучше, потому что связки становятся более податливыми…
О. П. Не знаю, это, может, басы так умеют.
Мне именно басы такое и говорили… Вы родились в Ленинграде, а какие у вас отношения с родным городом? Если бы вы выбирали, где бы вы хотели жить, в каком городе, в какой стране?
О. П. Тяжелый вопрос. Я не знаю, где я хочу жить вообще. Я хочу, когда зима, быть там, где теплее, куда-нибудь уехать ближе к Мальдивам (шутка). Но сейчас такая жизнь. Видите, меня мотает туда-сюда, и я даже не задумываюсь об этом. Где-то там чемоданы лежат, где-то ты налоги платишь. У меня мой бедный ребенок со мной постоянно ездит. И сейчас как раз подходит срок, когда перед школой нужно уже где-то осесть. С другой стороны, мне с самой собой везде хорошо. Хорошо там, где у меня дом, где я, где мои любимые люди.
У вас есть какие-то любимые книги, фильмы, которые вас сформировали, с которыми вы живете, может быть, всю жизнь?
О. П. Я много читаю сейчас профильной литературы, книг по психологии, очень много читала в свое время всякие философские книжки. Читаю сейчас либо с телефона, либо с планшета, хотя на самом деле я очень люблю бумагу. Вы видели, что я сделала, когда взяла в руки ваш журнал, – я его понюхала! Главное – поменьше мотать ленту фейсбука. Я читаю очень быстро, поэтому я взахлеб прочла всю классику. Сейчас думаю, что «Анну Каренину» нельзя в школе давать, рано. Перечитывала «Войну и мир», думала: «Господи, зачем школьникам ее дают?» Ведь это гораздо интереснее, когда ты уже что-то понимаешь, какой-то опыт у тебя присутствует. Да, я смотрю какие-то знаковые фильмы по списку 100 лучших фильмов всех времен, классику. Кстати, всех, кому давали «Оскар» за последние десять лет, я всегда угадывала заранее. Я считаю, что нужно насматривать, начитывать, наслушивать. Всё, что ты насмотрел, наслушал, начитал, всё это слышно на сцене, это слышно в твоем исполнении, в голосе, в темпе, в интерпретации – то есть слышно, стоит на сцене глупый человек или умный.
У вас такая наполненная жизнь, но если у вас все-таки остается время на какой-то отдых и досуг, чем вы его заполняете?
О. П. Обязательно баня, массаж. Сейчас после концерта поеду на дачу под Питером, там у нас баня на берегу озера, – и прямо в прорубь! Очень важен спорт, хотя сейчас у меня стало меньше на это сил. Я люблю бегать, но с рождением ребенка получается всё меньше, потому что если у тебя есть возможность, ты поспишь. Для ментального здоровья важно почистить голову и вообще в принципе двигаться, гулять. Музеи, театры, не обязательно музыкальные. Я очень люблю драматический театр. В принципе, я так много езжу, оставляя мою малышку с моей мамой или с мужем, что сейчас стараюсь как можно больше времени проводить с ней. У меня сейчас, извините, прыгалки, мы ходим в детские кружки: завтра театральный кружок на Декабристов. У нас там и балетная школа – мы вчера ходили. Я даю дочке попробовать всё, что ей может понравиться. Это для меня сейчас такая новая жизнь.
