Опера всем. Триумф фестиваля № 13

Июль в Санкт-Петербурге – по уже более чем десятилетней традиции – время open-air фестиваля «Опера – всем». Несмотря ни на какие причуды питерской погоды, 12 июля вот уже в 13-й раз фестиваль открылся оперой русского композитора на Соборной площади Петропавловской крепости. Горожане и на этот раз уверенно подтвердили, что искусство для них превыше всего, а погодного комфорта – так это точно. 

Странно, когда у нас в России говорят, что 13 – несчастливое число. Ведь это чисто британская традиция, а что британцу плохо, то русскому – лучше не бывает. Так и получилось с тринадцатым по счету фестивалем «Опера – всем»: быть может, он оказался, если сравнивать, лучше всех предшествовавших. Хотя еще Осип Мандельштам предупреждал о слабости любого сравнения: не сравнивай – живущий несравним…

Нельзя не согласиться с уважаемым постановщиком величественной мистерии Римского-Корсакова Виктором Борисовичем Высоцким: «Китеж» – одна из лучших опер композитора, если не самая, да и вообще один из непререкаемых шедевров мирового оперного репертуара.

«Сказание о невидимом граде» наряду с сонатами и симфониями Скрябина – абсолютная вершина русского музыкального символизма, такой «Парсифаль» по-русски. И одна из важнейших причин этого блистательного творческого успеха – сюжет, заложенный в ее основу. Мне не хотелось бы повторять всего того, что уникальный знаток мировой истории и культуры Виктор Высоцкий написал и сказал об этом сам. От себя добавлю некоторые мысли и детали.

Конечно же, Сказание о Китеже – мистическом городе, исчезнувшем по милости Божией от глаз злого ворога, – один из центральных мифов Святой Руси. По сути своей в либретто, написанного композитором совместно с одним из его постоянных соавторов Владимиром Бельским, много пророческого, как и в «Бесах» Достоевского. Сам соавтор Корсакова Бельский, человек с «опричной» фамилией, – фигура тоже весьма таинственная, ибо биография его, как и Китеж-град, частями скрыта от наших глаз в историческом тумане.

Дева Феврония, живущая подобно Серафиму Саровскому или Сергию Радонежскому в лесной пустыни с братом, дружащая с лесным зверьем, равно как и княжич Всеволод Юрьевич, его отец и все китежане, – это как бы идиллический образ пребывающей в мире и гармонии Святой Руси. Большевистскую революцию многие сравнивали с татаро-монгольским нашествием (Андрей Белый в романе «Петербург», Рильке в письмах к Цветаевой, другие), да и в одной из недавних постановок «Китежа» режиссер одел русских воинов, защитников Града, в стилизованную белогвардейскую форму. То есть мысль лежит на поверхности.

При таком раскладе образ грубияна и предателя Гришки Кутерьмы встает в один ряд со Смердяковым, Грядущим хамом Мережковского и, конечно же, с гражданином Шариковым (он же – бывший уголовник Клим Чугункин). Единственное отличие Гришеньки от его литературных сородичей в том, что он все же способен к раскаянию. Видно, Корсаков и Бельский сами по себе были добрыми людьми.

Я обнаружил в сюжете «Китежа» некоторые интересные заимствования, а может быть, это просто параллели. Когда в первом акте княжич раненным приходит к Февронии, это напоминает начало «Валькирии», которую Корсаков и Бельский не знать не могли, где раненный Зигмунд появляется с просьбой о помощи на пороге жилища Зиглинды. Что же касается образа колокола, утонувшего в озере и звонящего со дна, это очень похоже на «Потонувший колокол» («Versunkene Glocke») Герхарда Гауптмана, впервые поставленный в 1896 году. Эта пьеса, так же как и вагнеровское «Кольцо нибелунга», была очень популярна в России на рубеже XIX–XX веков.

Постановку Виктора Высоцкого отличает большой вкус и строгое следование оригинальному сюжету, что и неудивительно: было бы странно в формате «Опера – всем» предлагать отмороженный режиссерский театр – для этого есть другие форматы и площадки.

Главной звездой спектакля был, несомненно, прославленный мариинский тенор Андрей Попов – ему уже доводилось петь Кутерьму в родном театре в постановке Чернякова. Надолго запомнится и полупрозрачный образ Февронии, созданный примой «Зазеркалья» Ольгой Черемных. Хотелось бы написать обо всем и обо всех, но для этого надо усаживаться за книгу, минимум – брошюру.

Впрочем, нельзя не упомянуть художника-постановщика Юлию Гольцову, чьи декорации и костюмы, как обычно, делают половину спектакля. 

Мне как-то довелось познакомиться с «Итальянкой в Алжире» в одном из оперных театров нашего города в прекрасном исполнении и в превосходной, мастерской постановке. Я не понимаю двух вещей: а) зачем такие странные вещи пишутся (ну, вроде бы Россини сочинил ее специально для любовницы-сопрано); б) зачем они исполняются (тут совсем непонятно). Слава Богу, это понимает кто-то другой, раз уж такие произведения все же кем-то востребованы. Мне кажется, трудно воспринимать музыкальное произведение, написанное на столь ничтожный литературный сюжет и, соответственно, либретто. Если петь совсем не о чем, но при этом есть хороший вокал, так, по мне, уж лучше петь джазовые стандарты.

Глубокоуважаемый мной маэстро Фабио Мастранджело, мой драгоценный друг, отличается невероятным искусством отбора вокалистов и работы с ними: помню, как он специально для исполнения Гершвина выписал аутентичных чернокожих певцов из США, а чтобы исполнить «Кармен», вызвал из Швейцарии неподражаемую, просто с огромным голосом меццо Юлию Герцеву.

Полагаю, что огромное количество шедевров великой итальянской оперы до сих пор у нас не исполнены или спеты по одному-два раза в концертном варианте – без костюмов и декораций. Могу дать непрошенный совет: лишь однажды видел в нашем городе «Ласточку» самого Джакомо Пуччини –единственную написанную великим оперным композитором оперетту. Полагаю, что именно маэстро Фабио просто-таки обязан сделать все для того, чтобы певучая весенняя La Rondina прилетела на берега наших угрюмых северных рек и каналов.

Певший Самсона на замену заболевшего Сергея Семишкура Джованни Рибикезу (Giovanni Ribechesu) оказался не только превосходным тенором с очень оригинальным тембром, но и выдающимся артистом, а Олеся Петрова своими уникальными природными данными на удивление совпадает с образом прекрасной и коварной библейской Далилы.

Автор «Самсона и Далилы» Сен-Санс прожил огромную (86 лет) жизнь, написал океан разной музыки, в том числе тринадцать (!!!) опер. Двенадцать из них не пережили своего автора, зато эту, единственную, можно переслушивать бесконечно.

Апофеозом гатчинской постановки, без сомнения, была Вакханалия в Третьем действии (балетмейстер-постановщик Сергей Нарышев), где все откровенно «жгли» – и полуобнаженные танцовщики, и особенно танцовщицы. Да, это была блистательная картина настоящей разнузданной оргии цезарианского Рима – из тех, что устраивал на Капри престарелый Тиберий.

Фестиваль начался за здравие, а кончился за упокой. В прямом смысле этого слова: в начале «Китежа» звучала знаменитая «Похвала пустыни», в которой, как в молитве, весь мир воспевается как Божий храм, а в конце «Пиковой дамы» пелся заупокойный хор во спасение грешной души заблудшего и погибшего Германа. Это, конечно же, шутка, потому что лучшей «Пиковой дамы» мне еще, наверное, слышать и видеть не приходилось – а повидал я их на своем веку немало!

Не хотелось бы разбрасываться словом «гений», но то, как пел и играл «царскосельский» Герман – приглашенный солист Мариинки Нажмиддин Мавлянов, – иначе как словом «гениально» не определишь. Это был, наверное, сюрприз – непобедимый козырь, припрятанный организаторами фестиваля на конец игры!

Старались не отставать от Германа и исполнители троицы его «друзей»-подлецов, играючи доводящих своего нервного товарища до полного и окончательного безумия. Режиссер-постановщик «Дамы» Илья Архипов – восходящая звезда театральной режиссуры города на Неве, – выступив сам сценографом и художником по костюмам совместно с Аленой Песковой, очень точно передал дьявольскую природу «друзей» Германа, усадив на черные цилиндры на головах каждому из них по черному ворону. Удачная режиссерская находка – вынос на сцену гроба как предвестие грядущих несчастий.

На счет заслуг маэстро Фабио, полагаю, надо отнести и исключительно четкую дикцию певцов, что в наше время, к сожалению, немалая редкость.
Порадовала и подзвучка, необходимая музыкантам, играющим и поющим на открытом воздухе, – она стала настолько совершенной, что ты ощущаешь себя почти как в зале с лучшей акустикой.

Несколько раз начинался дождь (во время «Самсона и Далилы» и «Пиковой дамы»), но я не видел, чтобы хоть кто-то из зрителей из-за этого ушел: нет, надевали дождевики, раскрывали зонты и продолжали наслаждаться высоким искусством.

P.S. В очередной раз мне хотелось бы пожелать организаторам фестиваля переносить успешные спектакли, поставленные в июле, на осенне-зимнюю сцену. Благо, декорации и костюмы есть, а у певцов партии разучены. А в конце хочется снова выразить изумленную благодарность автору идеи, основателю и бессменному директору фестиваля «Опера – всем» Юлии Николаевне Стрижак. Ее идеи, и впрямь, живут и побеждают. И главное, от торжества ее идей выигрываем все мы – жители сурового северного города на огромной и холодной Неве