Павел Гусев: «Журналисты должны быть свободными и мыслить должны свободно»
Главный редактор журнала "ЭГОИСТ"
Член Союза журналистов России
4 апреля отмечает свой 76-ой День рождения журналист, общественный деятель, человек, с именем которого неразрывно связано развитие гражданского общества в новой России, Председатель Союза журналистов Москвы, главный редактор и владелец газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев. Жива ли сегодня журналистика в России, сохранила ли пресса свое влияние на власть или скорее власть в большей степени влияет на прессу, как уже 42 года удается руководить «МК», об охоте, как главном увлечении жизни, о многом важном и актуальном в эксклюзивном интервью главному редактору «ЭГОИСТА» Андрею НОВИКОВУ.

Павел Николаевич, 31 мая 1983 года вышел первый номер «Московского комсомольца» под вашим руководством, под руководством Павла Гусева. Я особенно хочу это подчеркнуть, так как «Павел Гусев» – бренд! Но это сейчас, а в тот момент тираж газеты был всего порядка 65–75 тысяч экземпляров. Но уже в конце 80-х и в 90-е годы каждый четвертый житель Москвы читал «Московский комсомолец». Согласно данным LiveInternet, сайт mk.ru посещают за сутки более 2,8 млн человек при 7,9 млн просмотрах. Вы всегда говорили, что залог успеха «МК» – это прежде всего коллектив и журналистика. Отсюда и мой первый вопрос: сейчас в России есть журналистика или, как некоторые утверждают, осталась только пропаганда?
Павел Гусев. Я считаю, что на сегодняшний день журналистика существует, она есть, она живет, хотя я бы сказал точнее – выживает. Все-таки надо понимать, что журналистика связана не с интернет-пространством, которое на сегодняшний день заполонило всё. Я абсолютно уверен, что должна существовать печатная пресса. Именно здесь журналистика – это слово, это мысль, это отражение реалий нашего мира. Журналист, во-первых, это талант, во-вторых, это эмоция и очень большая ответственность перед словом и перед своими читателями, перед теми, кому направлено слово и для кого это слово. Очень важный момент! Не все это осознают – ответственность журналистики.
Сейчас стало больше государственных средств массовой информации. А если средства массовой информации государственные – значит, редакции в определенной степени учитывают в своей работе интересы государства, властных структур. И, естественно, ряд тем уходит из журналистики. Приходят гораздо более сухие, более выверенные, более структурированные темы – те, которые нужны чиновникам. Они зачастую не понимают, что не для чиновников работает журналист. Журналист работает для людей, которые берут и открывают газету, которые включают телевизор, радио и хотят увидеть, услышать разнообразие точек зрения по вопросам, связанным с реальной жизнью, отвечающим на их актуальные запросы, в том числе критикующие чиновников. Посмотрите, с конца прошлого и за последние месяцы этого года десятки уголовных дел в отношении чиновников, причем высшего эшелона: мэры, замгубернаторы, руководители госструктур. Уголовные дела, от которых, в общем-то, волосы дыбом встают.
Откуда эти чиновники берутся? А я отвечу – от того, что не дали журналистам вовремя заметить негативные тенденции в тех или иных структурах, не дали того или иного чиновника во время «вернуть», так скажем, к правде и к реалиям жизни. Да, я считаю, что на сегодняшний день журналистика все-таки жива, она есть, она существует, и есть очень талантливые журналисты, но, к сожалению, еще раз хочу тоже подчеркнуть – очень многие люди, читатели, путают журналистов и блогеров. Зачастую блогеры, я не говорю за всех, но в огромном большинстве, в какой-то степени уничтожают позиции читающей или смотрящей аудитории в отношении журналистов, путая эти понятия. Блогерство, которое никак не связано с журналистикой, а связано прежде всего с тем, чтобы, я прямо скажу, делать бабло на интересе – интересе зачастую не самом чистом и не самом разумном, – уничтожает журналистику, когда зарабатывают миллионы на всем что угодно, кроме журналистики и правды. И в результате страдают, конечно, журналисты.
Продолжая тему блогеров… Есть мнение, что блогеров надо приравнять к СМИ. И, вполне вероятно, что приравняют. Инициаторы этой инициативы считают, что после этого у блогеров появится ответственность за то, что они пишут. Но блогеры такие же граждане РФ, и при нарушении ими закона их вполне и сейчас можно привлечь к ответственности. Мне видится, что, наоборот, приравняв блогеров к СМИ, мы тем самым своими руками в каком-то смысле поставим блогеров на одну ступень с изданиями, которые десятилетиями зарабатывали свою репутацию, и тем самым усилим доверие к ним общества и читателей. Или я не прав, так рассуждая?
П. Г. И да и нет. Дело в том, что, если мы оставим все как есть, блогеры будут и дальше работать вне рамок Закона РФ «О средствах массовой информации». Да, их можно привлекать к ответственности, когда ситуация уже дошла до нарушения, к примеру, налогового или уголовного права, но не за нарушение закона о СМИ, не за то, что они нарушили рамки журналистики и, к примеру, довели человека до нервного срыва, перешедшего в суицид. Принцип работы журналиста – быть ответственным за свое слово и за понимание того, что ты несешь людям.
Я был одним из инициаторов, выступал и в Государственной думе, и в правительстве, и где я только не выступал, по поводу того, что блогеров нужно не приравнять к журналистам, а поставить в рамки российского законодательства, в рамки закона о средствах массовой информации. Пусть они называются блогерами, а не журналистами, хоть как, лишь бы они не были инициаторами лжи и той информации, которая зачастую приводит к трагедиям в гражданском обществе, семьях, производстве и так далее.
«Настоящий журналист – это человек, который строго соблюдает профессиональный кодекс чести, он никогда не напишет заведомую ложь», – заявили вы в интервью «АиФ» в мае 2023 года. Сложно сегодня быть настоящим журналистом?
П. Г. Сложно. Посмотрите, у нас каждый год с десяток новых дополнений или новых положений вводится в законодательство, или Роскомнадзор вводит новые правила. В результате журналист вынужден где-то не договаривать, где-то вынужден молчать, даже понимая, где источник лжи, понимая, что дело все равно дойдет до скамьи подсудимых тех или иных людей, потому что это связано с позициями отдельных чиновников или властных структур.
Я считаю, что здесь у нас допущены и допускаются очень большие ошибки в отношении журналистов. Вместо того чтобы дать возможность журналистам вскрывать проблемы, высказываться и даже занимать жесткую принципиальную позицию по ключевым вопросам или событиям, журналиста стараются «пристегнуть» к ноге чиновника, заставляют согласовывать свой материал. Это очень опасная тенденция.
Вот у меня сейчас почти во всех регионах России, за исключением шести, по-моему, есть СМИ – «Московский комсомолец». И мы это ощущаем на себе, когда отдельные наши материалы или аргументированные позиции по тем или иным вопросам наши региональные журналисты не могут публично высказать, поставить в номер. Говорят: «Павел Николаевич, если мы это напечатаем, губернатор сделает все, чтобы прикрыть издание». Это страшно, это опасно! Например, в одном из регионов «МК» выступил с достаточно обоснованной критикой решения властей, связанного с жестким ограничением по времени продажи алкоголя в регионе. Буквально через неделю ко мне поступила информация, что руководитель региона заявил, что прикроет «МК» в регионе, если мы будем такие вещи делать. Вот вам позиция. Вместо того чтобы собрать людей, обсудить, объяснить свое решение. Что такое продажа строго с 12 до 14? Что будут делать люди? Неизвестно из чего гнать самогон? Мы это всё уже проходили при Горбачёве. И таких примеров достаточно, когда местные региональные власти корректируют деятельность журналистов. Это очень опасное явление, которое приведет к печальным последствиям. Мы же публикуем информацию в рамках закона, а нам искусственно сужают границы этих рамок.

Какое вы видите развитие данной проблематики? Я имею в виду сужение этих рамок. То есть это сужение можно оценить как временное сейчас явление, исходя из текущей ситуации? Или это в целом негативная тенденция, в которой мы живем?
П. Г. Какие-то вещи, конечно, временные. Сейчас идет специальная военная операция. Время очень тяжелое и жесткое. И мы сами – и мои журналисты, и я как руководитель, и я знаю, что и в других изданиях, в других СМИ, – мы сами очень четко регламентируем все, что связано со СВО. Есть плюсы, есть минусы, но если мы сейчас начнем разборки, это приведет к тому, что враг получит дополнительную информацию о тех или иных проблемах, которые, может быть, у нас есть на сегодняшний день. Поэтому мы сейчас особенно ответственно работаем с информацией, связанной с российской армией, с теми проблемами, которые могут там возникать. Но есть проблемы, о которых необходимо говорить. Мы должны шире и всесторонне рассматривать возникающие тенденции в гражданском обществе, обсуждать, возможно, и возникающие новые политические платформы, разумеется, если они не связаны с экстремизмом. Подчеркиваю: тенденции, связанные с развитием гражданского общества на благо нашей страны. Необходимо, чтобы средства массовой информации могли о них говорить и могли поддерживать эти тенденции. Это очень важный момент.
Уже в далеком 2018 году журнал «Огонек» написал о вас: «… важно сказать об удивительной политической устойчивости Гусева и его газеты – это площадка независимых, пусть и иногда спорных мнений. Уж сколько политиков пытались его снять, убрать из газеты. Но все они в конце концов оказывались политическими клоунами, а он по-прежнему каждый день подписывает в свет МК». С той публикации прошло 7 лет, уже нет и «Огонька», но вы по-прежнему подписываете в свет «МК». Как вам это удается?
П. Г. Когда ты руководишь одним и тем же изданием 42 года, конечно же, как у любого человека, который работает в одной структуре, в одной сфере деятельности, накапливается и опыт, и понимание, и ты чувствуешь и видишь те проблемы, которые есть и которые, может быть, другим еще не видны. Кроме того, я веду большую общественную работу. Плюс к тому, что я и владелец издательского дома «Московский комсомолец», и главный редактор «МК», я председатель Союза журналистов Москвы, член Совета по правам человека при Президенте РФ, где я руковожу комиссией по защите распространения и свободы информации в СМИ. Я председатель Общественного совета Министерства обороны, где стараюсь помогать Министерству обороны в контактах с гражданским обществом.
Я не боюсь выступать. Я выступаю и перед президентом, и перед государственными и правительственными структурами, выступаю в регионах, на семинарах, на съездах. Я говорю порой очень жестко и привожу конкретные примеры того, что сегодня мешает развитию средств массовой информации. И имея такие возможности выступать и говорить о проблемах, я чувствую поддержку от людей, от читателей, от журналистов. Реальную поддержку. Несколько лет назад определенные политические силы за то, что я покритиковал очень жестко некоторых депутатов, решили снять меня со всех позиций. Сейчас ни одного из той группы депутатов практически не осталось, потому что у них не было поддержки. Они действовали по указке некоторых старших товарищей. Я остался, а их нет. Почему? Потому что они шли против гражданского общества. А я с гражданским обществом. И поддержку гражданского общества я ощущаю. Поэтому, наверное, так долго и работаю.
27 февраля 2025 года в Москве прошел внеочередной съезд Союза писателей России, на котором новым председателем союза был избран Владимир Мединский, причем на безальтернативной основе. Как вы считаете, почему не было никакой альтернативы, никакой конкуренции? И в целом вы что-то ожидаете от этого назначения?
П. Г. Я считаю, что произойдет структурирование Союза писателей. Не секрет, что писательская среда была разделена на различные, так скажем, группы, союзы, которые «воевали» друг с другом, у них были разные позиции и взгляды по многим вопросам. Сейчас пришло время объединяться. Как объединяющий момент – это большой плюс. Но здесь очень важно, чтобы в дальнейшем не началась практика указаний – что писать, как писать. Да, ты должен быть патриотом своей страны. Но должно быть творчество, настоящее творчество! Что – у нас Достоевский не был патриотом страны? До сих пор весь мир его читает. Что – у нас Пушкин не был патриотом своей страны? Если ты настоящий творец, ты всегда патриот. Тот же Солженицын резко выступал против советской системы, но, когда пришло время, был одним из столпов новой России. Поэтому я за то, чтобы такое объединение происходило.
Что касается безальтернативности... Тут можно, конечно, развести руками, можно спорить, но если ты хочешь объединить сложные общественные творческие структуры, необходимы твердые и жесткие позиции в выборе человека, который будет это объединять. Я не против. Человек, который стал руководителем, на мой взгляд, был сильным министром культуры. Он знает творческую среду, он ее понимает. И, на мой взгляд, в ближайшее время Союз писателей не превратится в политическую структуру. Надеюсь, еще больше будет творческого в этой структуре.

Павел Николаевич, хотел бы вернуться к теме прессы и власти. Пресса – четвертая власть. Такое словосочетание, определяющее и сами СМИ, и их влияние в социуме. Прессу уважали и даже, можно сказать, боялись. Во всяком случае, у многих руководителей рабочий день начинался с просмотра прессы. Как вы считаете, сегодня пресса сохранила свое влияние на власть или скорее власть в большей степени влияет на прессу? Или никакого влияния на власть никогда и не было?
П. Г. Знаете, я был одним из тех, кто был против названия «четвертая власть». «Четвертая власть» как словосочетание, появилось в период перехода от Советского Союза к новой России, Ельцинский период первых лет. Тогда действительно журналистское слово зачастую было сильнее власти. Потому что власть была слабая в начале, в середине 90-х. Пресса зачастую играла ключевую роль в преобразовании тех или иных политических, экономических процессов и, скажем так, в движении по должностным ступенькам тех или иных политических властителей.
Когда Ельцин в 1996 году готовился к новому сроку, у него было всего 5% поддержки. И что тогда сделали олигархи и банкиры? Они собрали руководителей самых крупных и самых влиятельных СМИ, я был в их числе, и они сказали: «Ребята, вы зачем убиваете себя и табуретки из-под себя выбиваете? Придет Зюганов, придут коммунисты. И что они с вами сделают в первую очередь? Где вы будете со своим свободомыслием и свободой слова? Вы сейчас уничтожаете Ельцина. Да, он, наверное, не лучший. Но вы хотите коммунистов сюда привести?» Был сложный разговор. Но уже через полтора-два месяца у Ельцина было более 20%! А потом он выиграл. Власть мы были или, так сказать, пособники тех сил, которые понимали, что люди нас слушают и к нашей позиции относятся с очень большим вниманием?
Мы были авторитетами в тот период. Но были и большие проблемы. Я, например, тот период не называю свободой слова. Потому что многие журналисты, руководители СМИ просто с ума сходили от того, что они делают. Это называется – вседозволенность. И никто уже не мог нам сказать: «Ребята, остепенитесь!» Журналисты, руководители СМИ почувствовали тогда, что они власть. Четвертая, третья, неважно. Но так не должно быть. Журналистика – это не власть! Журналистика – я говорю все эти годы – это творческая профессия. Журналисты не должны быть «пристегнуты» к ноге того или иного олигарха или чиновника. Журналисты должны быть свободными, и мыслить должны свободно, и быть творцами. Вот самое главное слово – творец, которое должно быть. Если журналист творец, его будут читать, понимать. Но творчество должно быть в рамках закона.

С вами очень интересно разговаривать. Благодарю вас за такую возможность. Но хотелось бы еще спросить о том, что вас увлекает по жизни. В прошлом году в интервью Валерию Выжутовичу, «Российская газета», вы сказали, что «охота – это важная и необходимая часть моей жизни, а не просто досуг. Это и стиль жизни, и образ жизни, и способ познания мира». Давайте немного разовьем эту тему. Как через охоту вы познаете мир?
П. Г. Понимаете, для меня охота – это не выстрел в утку или в зайца, или еще в кого-то, и затем сидеть и жрать эти мясные деликатесы. Нет. Первый раз я взял в руки ружье в 16 лет. После окончания 9-го класса на летних каникулах я впервые поехал в палеоэкологическую экспедицию от Рязани до Белого моря. Нас было человек 7–8, 1965 год. В те времена кушать особо было нечего: тушенка, макароны, гречка. Может даже и гречки-то не было… И вот я с приятелем – мы на одной ставке работали, один день ты повар, другой ты коллектор, камушки обертываешь, подписываешь – мы поняли, что на одних макаронах мы не проживем. И мы начали охотиться, рыбачить и потом готовить для всей нашей экспедиции. Как нам были благодарны люди! И мы почувствовали какой-то задор. Но это был первый опыт. Уже потом начались поездки с друзьями, охота, охотничьи хозяйства.

И в какой-то момент я поехал в Африку. Это было мое первое сафари. Я обалдел от того, что я там увидел. Не в плане того, что я добывал крупных животных или хищников, а в плане того, что это совершенно другая стилистика охоты. Выходят буйволы, а мне профессиональный охотник говорит: нет, это не наши буйволы. Я говорю: почему не наши? А потому что они маленькие. Надо искать самого крупного, старого, с большими рогами. И мы ходили все в грязи, ползали, искали из тысячи буйволов одного, но достойного. Тогда мне рассказали, что есть трофейная охота – и это не охота за мясом, не охота за тем, чтобы сожрать и выпить водки. Трофейная охота – это добыть старого, уже выходящего из природной жизни животного, добыть уникальные экземпляры. Это обычно старые, очень старые звери.
В США раз в год проходит выставка трофейных охотников. Я туда поехал и стал первым из России членом Safari Club International. И вернувшись в Россию, я задался целью создать отделение Safari Club в России, которое открыл в начале 90-х годов. К этому времени я уже десятки раз был в Африке, в других странах. В этом увлечении вся моя жизнь. Кто в Сочи, кто на какие-то острова плывет. А я с рюкзаком, с ружьем на охоту или рыбалку. За эти годы посетил 157 стран мира. Я был в самых страшных джунглях. В Камеруне как-то за 11 дней у меня улетело 14 кг веса! Это была ужасная охота. Я первый российский охотник, кто добыл лесного африканского слона. В свое время увлекся горной охотой. В Непале, в Таджикистане на высоте почти 5000 метров добывал баранов, впоследствии вошедших как золотой экземпляр в «Лучшие трофеи в Европе». Для меня охота, еще раз хочу повторить, – это стиль и образ жизни.

Я стал собирать книги, связанные с охотой, начиная с времен Петра I, первые российские книги об охоте. Собрал почти всю литературу об охоте, которая выходила в Российской империи, в Советском Союзе и теперь снова в России. Я хотел видеть, понимать, что люди чувствовали и какое их отношение было к этому образу жизни. Не к убийству животных! Я никогда не говорю: «Я убил медведя». Я говорю: «Добыл медведя». Потому, что я не стреляю в то, что шевелится. Я его добываю, я долго его ищу. Некоторые не соглашаются со мной в этих понятиях. Пусть попробуют добыть трофейного зверя – и тогда, может быть, они поймут внутреннее состояние человека, его желание и стремление показать людям, какие есть уникальные животные в дикой природе, и сохранить их.

У меня есть Музей охоты. Я специально построил такое сооружение, где у меня собраны сотни трофеев со всех стран мира. Но там не только трофеи, там картины, там книги, там различные предметы охотничьего быта и прочее, прочее. Там невероятное количество того, что связано с рыбалкой. Я очень хорошо готовлю. Люблю из диких животных приготовить то, что является деликатесом.
Вы планируете Музей охоты сделать общедоступным?
П. Г. Неоднократно разговаривал по этому вопросу с губернатором Московской области, с руководителями других регионов, и Москвы в том числе. Пока все загораются, но дальше… Надо помещение, надо решить, как музей будет функционировать, кто будет финансировать его содержание. Я же его дарю! Я же не собираюсь продать его государству. Я хочу, чтобы государство взяло этот музей, и чтобы люди туда ходили. Я хочу передать в дар то, что я собирал десятилетиями.

Вы очень разносторонний человек, знающий, как добиться успеха, и не только в профессии или в общественной деятельности, но и в личной жизни. В 2019 году вы женились на блистательной певице, чей голос завораживает ценителей джаза и романса по всему миру, заслуженной артистке России Нине Шацкой. Как эта яркая женщина изменила жизнь Павла Гусева?
П. Г. Я не скрываю, что эта удивительная женщина изменила мою жизнь. Это ее первый брак. Большой, яркой творческой личности бывает непросто в создании жизни личной. У Нины папа – уникальный музыкант. И она всю жизнь занимается творчеством. И вот она и я нашли друг друга. И она была одинока, я в тот момент был одинок. Где-то около года были рядом, смотрели друг на друга, а потом она стала моей женой. И вот здесь к вернусь к началу нашего разговора. Я считаю журналистику творческой профессией. Она творец, и я творец. И мы понимаем, что в творчестве есть минуты свободы, минуты творческого поиска. Это поездки.
Вот мы сейчас разговариваем, а она подъезжает к Курску. У нее сегодня концерт в Курске. Бесплатный. И она не первый раз едет в такие зоны, совсем не безопасные. Она едет дать бесплатный концерт для тех, кто живет и кто сумел выйти из той зоны. Сегодня это небезопасно. Но тем не менее она поехала. Она там сейчас. А буквально два дня назад Нина прилетела из Киргизии, где были Дни русской культуры и у нее был сольный концерт: почти две тысячи человек в зале, битком зал. Она очень талантливая и она очень много делает для того, чтобы сохранить русскую песню, сохранить те мелодии, которые были с нами, казалось бы, всю жизнь. Чтобы они не ушли в момент, когда приходит новая поп-культура, новая музыка, еще что-то. Она отдает свою жизнь. Буквально два дня назад (3 марта 2025 –го. – Ред.) президент наградил ее орденом «За заслуги в культуре и искусстве». Она получила его в разряде первых творческих деятелей, и я считаю, что это по заслугам.