Русская партия адмирала Ёнаи
Доктор политических наук, доктор философии (Ph.D.), кандидат исторических наук, профессор университета Такусёку (Токио), ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН (Москва), член-учредитель Национального союза библиофилов (Россия)
12 мая 1945г. в Токио заседал Высший совет по руководству войной – фактически верховный орган власти. Обсуждался вопрос о последствиях безоговорочной капитуляции Германии – союзника Японии. Морской министр адмирал Мицумаса Ёнаи (1880–1948) потребовал решительных шагов по улучшению отношений с Москвой. Он выразил надежду на то, что в обмен на территориальные уступки из Советского Союза – конкретно с Сахалина – можно будет получить нефть, которая жизненно необходима военным кораблям, призванным охранять Японские острова и обеспечивать связь с Китаем и Кореей. Адмирал также рассчитывал на советское посредничество при выходе Японии из войны с наименьшими потерями. Министр иностранных дел Сигэнори Того, бывший посол в Москве, назвал предложения Ёнаи нереальными. Почему адмирал их сделал? И что связывало его с Россией?
Во второй половине тридцатых годов на страницах японской, затем европейской и американской прессы часто мелькали фотографии высокого – для японца – мужчины плотного телосложения с приятной полуулыбкой и мешками под глазами. Мицумаса Ёнаи впервые стал публичной персоной в феврале 1937 г., когда был назначен на должность морского министра в кабинете генерала Сэндзюро Хаяси с производством в адмиралы.
В Японии Ёнаи считается одним из трех великих флотоводцев двадцатого века наряду с Хэйхатиро Того (Цусима) и Исороку Ямамото (Пёрл-Харбор), хотя не выиграл ни одного сражения. Но ни одного и не проиграл. Его имя не на слуху – впрочем, он сам к этому никогда не стремился. Что скрывалось за его полуулыбкой? И что связывало его с Россией?
Мицумаса Ёнаи родился 2 марта 1880 г. в городе Мориока префектуры Иватэ, на северо-востоке Хонсю. Сын самурая избрал карьеру военного моряка, считавшуюся даже более почетной, чем армейская, так как она требовала лучшего образования. В 1901 г. Ёнаи окончил Военную академию Императорского флота, в 1914 г. – Высшую военную академию, служил на командных, штабных, инструкторских должностях. Будущему адмиралу – Ёнаи не сомневался, что будет адмиралом, – требовался опыт службы за границей. В феврале 1915 г. он был назначен помощником военно-морского атташе в России.
О русской службе Ёнаи, закончившейся в дни Февральской революции 1917 г. – революция ни при чем, шла обычная ротация кадров, – мы знаем на удивление мало. По опубликованным японским документам она выглядит как «рутина и скука», выражаясь словами капитана Ларина из «Улиц разбитых фонарей». Российских документов о Ёнаи – фамилия записывалась также Йонаи и Ионай – видеть в открытом доступе не доводилось, так что, возможно, архивы еще таят что-то интересное.
В Петрограде капитан Ёнаи работал в здании японского посольства на Французской набережной (ныне набережная Кутузова), дом 14, известном как дом полковника С. П. Неклюдова; сейчас там Центр музыкальной культуры «Чайковский» и коллегия адвокатов «Кутузовская». Среди сослуживцев Ёнаи отметим атташе Хитоси Асида, будущего видного политика и послевоенного премьера, и чиновника канцелярии Фунао Миякава, одного из ключевых акторов советско-японских отношений на протяжении нескольких десятилетий (это тема для отдельного рассказа). Интересно, общались ли они потом с адмиралом? Жил Ёнаи, как установила Светлана Хруцкая, в доме 22 по Кавалергардской улице.
Капитан третьего ранга (кавторангом он стал во время службы в России в 1916 г.) усердно учил русский язык и делал успехи в освоении не только речи, но и обычаев страны пребывания. В служебной характеристике Ёнаи сказано, что «он один умеет говорить по телефону по-русски с русским Адмиралтейством» и «грамотно выбирает людей для общения». Сослуживцам-японцам запомнились его способности переводить с листа русский текст, читать на память – по-русски – главы из «Евгения Онегина» и поглощать крепкий алкоголь, не пьянея. Удивляло и то, что любивший выпить адмирал часто подогревал саке не в глиняном кувшинчике, а в чайнике. Это тоже память о Петрограде и о военных годах «сухого закона», когда «кипяточек» (водку) в ресторанах и трактирах приносили именно в чайниках.
Не будем делать из Ёнаи ни «суперагента», ни «нашего человека в Токио», ни главу «русской партии», хотя простор для фантазии открывается необъятный. Будучи не только хорошо образованным и компетентным офицером, но человеком, способным мыслить стратегически и геополитически, что показала его дальнейшая карьера, Ёнаи видел в России сильного и перспективного союзника Японии – не только в войне против Германии, но и на будущее. Остается гадать, о чем он беседовал за «кипяточком» с русскими товарищами по оружию. Полагаю, делился важной информацией, рассчитывая получить в ответ не менее важную. Позднее адмирал хранил об этом молчание, отвечая своей обычной полуулыбкой. Но о России и русских – в отличие от большевиков – никогда не отзывался дурно.
Следующим этапом карьеры капитана второго ранга Ёнаи стала служба офицером штаба экспедиционного флота во Владивостоке (1918–1919), затем военно-морским атташе в Польше (1920–1921). Варшава была ближайшим постом наблюдения за Советской Россией, с которой у Японии не было дипломатических отношений. Возможно, в японских архивах сохранились его доклады и аналитические записки – если не были сожжены в конце Второй мировой войны, как многие другие документы.
Дальнейшая служба Ёнаи непосредственного отношения к России не имела. Послужной список адмирала, последовательно занимавшего все важные флотские должности, выглядит образцово. Он командовал крейсерами «Касуга» (1922–1923) и «Иватэ» (1923–1924), линкорами «Фусо» (1924) и «Муцу» (1924–1925), 1-м экспедиционным флотом в Китае (1928–1930), военно-морской базой Тинкай в Корее (1930–1932), 3-м флотом (1932–1933), военно-морским округом Сасэбо (1933–1934), 2-м флотом (1934–1935; начальник штаба, 1925–1926), военно-морским округом Ёкосука (1935–1936) в непосредственной близости от Токио.
В последней должности вице-адмирал Ёнаи сыграл важную роль во время военного мятежа 26 февраля 1936 г. Перед рассветом группа младших офицеров-заговорщиков, решивших «вернуть власть императору» и уничтожить «стариков, политиканов и плутократов, окружающих трон», подняла по тревоге несколько полков, взяла под контроль почти весь центр Токио и приступила к расправам над противниками, начиная с премьер-министра Кэйсукэ Окада, который спасся чудом – точнее, благодаря шурину, которого мятежники приняли за премьера и убили. В тот день Ёнаи ночевал не в Ёкосуке, а у любовницы в центре Токио. Новость о мятеже разлетелась мгновенно, но не все смогли адекватно отреагировать, а многие просто растерялись. Адмирал не растерялся и немедленно вызвал по телефону из Ёкосуки подразделение морских пехотинцев, которые взяли под усиленную охрану здание морского министерства. Мятежники туда и не сунулись.
В 1936 г. карьера 56-летнего Ёнаи увенчалась назначением сразу на две главные командные должности – он возглавил Объединенный флот (как Ямамото в начале войны на Тихом океане) и 1-й флот. Следующим шагом стало назначение на политический пост – морского министра в правительстве Хаяси – в феврале 1937 г. В отличие от армии и флота с четкими правилами и сроками перемещения по службе, пребывание на министерском посту зависело от политических факторов – смены кабинета. По тогдашним правилам премьер не мог выбрать военного и морского министров по своей воле – их рекомендовали армия и флот, хотя и с учетом пожеланий главы правительства. Адмирал Ёнаи занимал пост морского министра при трех премьерах подряд – генерале Хаяси, запомнившемся разве что «буденновскими» усами, харизматичном и мечтательном геополитике князе Фумимаро Коноэ, осторожном консервативном бюрократе Киитиро Хиранума.
30 августа 1939 г. кабинет Хиранума подал в отставку в условиях полного политического раздрая, вызванного действиями Советского Союза. Заключение советско-германского договора о ненападении лишило Японию единственного союзника в условиях военного конфликта на реке Халхин-Гол. Политика Хиранума и министра иностранных дел Хатиро Арита, направленная на оттягивание заключения союза с Германией и Италией, чтобы не брать на себя обязательства военного характера, провалилась. В новое правительство, которое возглавил никому не известный отставной генерал Нобуюки Абэ, символично не вошел ни один из членов прежнего кабинета, в том числе Ёнаи, назначенный членом Высшего военного совета. Хотя он как никто пригодился бы в правительстве, объявившем первоочередной задачей нормализацию отношений с СССР.
Адмирал недолго оставался на «скамейке запасных». Кабинет Абэ, составленный по принципу «с бору по сосенке», оказался неэффективным. Согласно практике, сложившейся еще в 1910-е годы, кандидатуру нового премьера императору рекомендовали гэнро – «государственные старейшины» из числа виднейших сановников, получавшие этот ранг от монарха. Не прописанный в конституции, не регулировавшийся законами и напрямую подчинявшийся императору институт гэнро был важнейшим узлом политического механизма Японии на протяжении десятилетий. Правда, с 1912 г. ряды гэнро не пополнялись, и к началу 1940 г. остался всего один «государственный старейшина» – 90-летний князь Киммоти Сайондзи, исправно рекомендовавший новых премьеров. Император Сёва столь же исправно соглашался с рекомендациями патриарха японской политики. Но в начале января 1940 г. он не поинтересовался мнением князя, а сказал приближенным: «Надо бы назначить Ёнаи премьером…»
Если император сказал – возражений быть не могло. 16 января адмирал сформировал кабинет. На парадной фотографии правительства он еще в мундире, но для программной речи в парламенте пришлось надеть фрак. На официальном пресс-фото, запечатлевшем Ёнаи в приватной обстановке, на премьере темное домашнее кимоно, а в руках газета, на которую он смотрит со своей обычной полуулыбкой.
Газетные новости – что местные, что иностранные – не радовали премьера-адмирала. Отношения с Москвой удалось нормализовать благодаря усилиям нового посла Сигэнори Того. Военные успехи вермахта в Европе вскружили голову милитаристам, которые требовали заключить союз с Третьим рейхом, чтобы «не опоздать на автобус» и приступить к территориальным захватам в Азии, не останавливаясь перед угрозой войны с США и Великобританией. Именно такого варианта Ёнаи всеми силами старался избежать, но политика компромиссов и проволочек была обречена. 22 июля 1940 г. 60-летний премьер подал в отставку, уступив место князю Коноэ, на которого сделали ставку экспансионисты.
Конец карьеры? Во время войны на Тихом океане Ёнаи не участвовал в планировании операций и не занимал официальных постов, кроме печальной обязанности в 1943 г. возглавить похороны адмирала Ямамото, своего бывшего замминистра. Вспомнили о нем только летом 1944 г., когда положение Японии на всех фронтах стало критическим. Премьер – генерал Хидэки Тодзио – предложил Ёнаи пост морского министра, ради чего был готов пожертвовать своим клевретом – адмиралом Сигэтаро Симада по прозвищу Карманный Крейсер. Ёнаи отказался и потребовал полной смены правительства. Лорд-хранитель печати Коити Кидо, политический советник императора, придумал комбинацию, призванную удовлетворить главные действующие силы. Новым премьером – от армии – стал генерал Куниаки Койсо, генерал-губернатор Кореи, ранее не занимавший правительственных постов. Флот представлял Ёнаи, получивший в дополнение к посту морского министра пост вице-премьера, не входящий в обычную министерскую номенклатуру. Правительство стали называть «кабинет Койсо–Ёнаи», а генерал обиженно вопрошал: «Кто же из нас все-таки премьер?..» Кабинет был сформирован 22 июля 1944 г., ровно через четыре года после ухода Ёнаи с поста премьера.
Сфера деятельности морского министра ограничивались возможностями таявшего японского флота. Война была проиграна, и Ёнаи это понимал – в отличие от генералов, иррационально веривших в финальную победу «самурайского духа» над техникой. В правительстве он не только представлял, но и возглавлял умеренное крыло, искавшее пути выхода из войны. Адмирал оставался на посту до конца существования ведомства: в кабинетах Койсо, затем Кантаро Судзуки, при котором было принято решение о согласии на капитуляцию, принца Хигасикуни, при котором капитуляция была подписана, наконец, Кидзюро Сидэхара, при котором морское министерство 1 декабря 1945 г. было ликвидировано оккупационными властями, а вместо него появилось второе министерство демобилизации (первое заменило военное министерство).
В августе 1945 г. Ёнаи вместе с главой МИДа Сигэнори Того сыграл решающую роль в принятии Японией Потсдамской декларации «союзников», требовавшей безоговорочной капитуляции. Официально и позднее неофициально он занимался социальной адаптацией демобилизованных военных моряков. А вскоре адмиралу пришлось давать свидетельские показания Международному военному трибуналу для Дальнего Востока – на Токийском процессе главных японских военных преступников.
В моральном отношении это было непросто. На скамье подсудимых сидели не только друзья, но и враги – однако все бывшие сослуживцы или коллеги по правительству. На вопросы обвинения Ёнаи, облачившийся в штатский костюм и заметно похудевший, отвечал коротко и однообразно: «Не знаю… не помню… не видел». В отличие от некоторых других никого не «топил» Главный обвинитель американец Джозеф Кинан раздраженно воскликнул: «Это самый тупой свидетель, которого я когда-либо видел». Полноте, не до манер…
Возникает резонный вопрос: почему Ёнаи, морской министр в семи (!) кабинетах и премьер, не был предан суду, хотя на скамье подсудимых сидели куда менее «чиновные» люди? Неожиданный ответ я услышал в 1993 г. от непосредственного участника подготовки Токийского процесса – генерал-майора ГРУ в отставке Михаила Ивановича Иванова, легендарного разведчика. Во время телефонного разговора с ним – долгого, но, увы, единственного – я услышал много интересного о «деле Зорге», с которым Михаил Иванович был связан напрямую, а потом спросил, почему адмирал Ёнаи не был арестован и не попал на скамью подсудимых. «Советская сторона не настаивала на его привлечении к суду», – ответил генерал Иванов. И рассмеялся.
Адмирал Мицумаса Ёнаи умер 20 апреля 1948 г. в родном городе Мориока. Свою Русскую партию он не проиграл.
