Сергей Коротаев: «У всех героев “В списках не значился” есть своя правда, и это очень важно»
Режиссер Сергей Коротаев - фильм "В списках не значится" | журнал ЭГОИСТ, Лариса ЧУГУЕВСКАЯ
У режиссера Сергея Коротаева в портфолио сериалы «Мосгаз. Катран», «В парке Чаир», «Горький 53». Фильм «В списках не значился», который громко прозвучал на открытии 47-го Московского международного кинофестиваля, – как ребенок, который тяжело дался, им не надышишься и крепко любишь. И тема такая, на разрыв души – Великая Отечественная война, самое ее начало. И разговор с Сергеем Коротаевым получился в тех же тонах о близких, кто прошел Великую Отечественную войну и блокаду, о дерзости творческого замысла и радости его воплощения, о подвиге, добре с кулаками, героях, которые мотивируют и вдохновляют.
В фильме запоминающиеся образы создавали актеры Московского театра Олега Табакова во главе с художественным руководителем Владимиром Машковым – Алёна Морилова, Виталий Егоров, Евгений Миллер, Александр Кузьмин, Яна Сексте, Никита Уфимцев и другие. И конечно же, Владислав Миллер, который сыграл главного героя. Форс-мажорные обстоятельства – всегда проверка на степень человечности, отважности, честности, ума, патриотизма. И фильм в том числе иллюстрирует эту истину выпукло, жестко и высокохудожественно.
Кино начиналось со сценария или денег?
Сергей Коротаев. Смотря для кого. Для меня – со сценария. А продюсеры, безусловно, должны понимать, что на фильм есть ресурс. Потому что если у тебя есть великолепный, глубокий сценарий, но при этом нет возможности его снять, то это не очень хорошая ситуация. Слава Богу, все одновременно делалось. Задача стояла амбициозная: успеть сделать фильм к 80-летию Победы в Великой Отечественной войне. Коллеги, которые считали, что это невозможно, ушли. Остались те, кто решил, что сделаем. И сделали!
Прочитал сценарий и буквально им заболел! Великая повесть! Я начал проводить пробы, придумывать сцены с оператором-постановщиком и разрабатывать с художником-постановщиком декорации: крепость на миллиметровой бумаге за столом рисовали. Потом на основе этих чертежей создали трехмерные модели казарм, Тереспольских ворот и костела. Мы начали разговаривать с людьми, которые могли бы обеспечить стройку. И многие отказывались, говоря: «Вы сумасшедшие! Это невозможно сделать за два-три месяца, нужен год». Многие до последнего не верили. А я – верил! И говорил: «Ребята, мы это сделаем все равно». И в итоге мы нашли тех, кто готов был в эти сроки сделать декорацию.
Когда был готов кастинг, эскизы костюмов, декорации, состоялась своего рода защита проекта перед Владимиром Львовичем Машковым. Он отсмотрел и все одобрил: «Ребята, давайте». И мы начали работу. Процесс был сложный. Мы рассчитали, где, как и когда будут проходить съемки. Когда зашли на территорию «Москино», то снимали сцены, исходя из готовности декорации. Условно говоря, в этой стороне мы снимаем, а в другой еще декорацию доделывают, которую мы будем сегодня снимать. Такой сложный план и процесс был необходим, чтобы успеть в полном объеме построить практически в полном масштабе разрушенную цитадель.
Сложилось ли так во время чтения сценария, что вы сразу представили, кого возьмете на роль? На эту – того, а на ту – другого.
С. К. Было так, что я пробовал одного актера, а потом роль отдавал другому.
Владислав Миллер сразу пришел в голову?
С. К. Я посмотрел, какие артисты есть в Театре Олега Табакова. Владимир Львович предложил Влада Миллера. Пробы проходили с трехчасовым гримом, кучей дублей, во многом сродни съемкам. Мне нужно было максимально убедиться, что персонаж получится, потому что потом времени не будет что-то менять. Влад все доказал и на пробах, и на съемках. Он отчаянно окунулся в процесс, не жалея себя ни физически, ни эмоционально. Уверен, что и он, и другие актеры получили от ролей в этой картине и опыт колоссальный, и основательные навыки съемки в кино.
В сюжете есть ряд моментов, которые меня как зрителя особенно цепляют. Молодой герой попадает в Брестскую крепость, вполне в семейную обстановку. Но при этом воздух насыщен тревогой, в атмосфере какие-то знаки кругом… Что-то должно случиться, но никто в это не верит… Вам удалось в начале фильма показать слегка мистическую историю.
С. К. Это была моя идея. У Бориса Васильева повесть больше, объемнее – там есть часть про жизнь Николая Плужникова в Москве, про его семью. Наш сценарий начинался прямо с приезда героя в Брест. И мне необходимо было показать начало так, чтобы получилась не просто фабульная история: артист приехал на вокзал, добрался до крепости, началась война. А чтобы разворачивалась драма с первой секунды, пока мы показываем мирную жизнь. Представьте себе такой образ: зритель видит героев на пляже, радующихся солнцу, а на горизонте поднимается разрастающееся цунами. Герои на пляже его не видят, они спокойны и умиротворены, надвигающуюся катастрофу ощущает и видит только зритель. И мне нужно было именно такой эффект создать. Поэтому знаки, разговоры, камертоны того, что грядет шторм, я расставлял в начале.
Другой момент: Плужников расстрелял своего сослуживца за то, что он пошел сдаваться немцам. Вы считаете, что предательство может быть от страха и ситуативным?
С. К. У всех героев «В списках не значился» есть своя правда, и это очень важно. Федорчук идет сдаваться, потому что ему кажется, что действия Плужикова приведут к тому, что все погибнут. Я считаю, что нельзя указывать зрителю, кто плохой и кто хороший. Зритель сам должен делать выбор сопереживать или не сопереживать герою. Федорчук, безусловно, предает их всех, потому что идет сдаваться. Предает прежде всего веру женщин в силу мужчин, которые рядом с ними, в силу армии. Если он идет сдаваться, то им что делать? В этот момент он думает только о себе, а Плужников и старшина – о других.
Но это не ситуативное предательство, а накопительное. В Бресте ходили слухи о возможности войны. До границы – меньше километра, не знали, когда, но знали, что фашисты готовы к нападению. И Федорчук ждет от старшины поддержки своих опасений и дальнейших действий. Вначале он не собирается сдаваться фашистам, а просто хочет уйти из крепости, а Плужников – в ней оставаться. И когда возникает конфликт, а старшина принимает позицию Плужникова, то он идет сдаваться.
Следующая веха – Плужников пожалел фашиста, а не расстрелял его. Это слабость или молодость его сказалась? Надо быть беспощадным к врагам?
С. К. Русский солдат силен духом и милосерден. Когда фашист показывает ему фото своих детей, то вдруг из врага становится человеком. И Плужников демонстрирует милосердие сильного. Еще это элемент его взросления. Благодаря таким ребятам, а Плужников воплощает образ неизвестного солдата, немцы до Москвы не дошли вовремя. Потому что крепость стоит рядом с дорогой на Минск, а дальше – на Москву. План Гитлера заключался в том, чтобы за восемь часов захватить крепость, а потом двинуться на Москву. Брестская крепость стояла больше месяца, и блицкриг не состоялся. И благодаря таким великим героям мы с вами сейчас и живем.
Любовь к Мирре, которая приходит к Плужникову, спасает его? Или в условиях, когда женщина с мужчиной остаются одни, то другого варианта не жди?
С. К. Любовь его, конечно, спасает и заставляет бороться. Когда у него нет сил, он черпает их в этих отношениях. Три составляющие русского воина – характер, воля и любовь. И все они есть у Плужнникова.
Служит ли примером для Плужникова герой Машкова – старшина Степан Матвеевич? И есть ли ощущение, что после гибели старшины «с музыкой» Николай теряет друга?
С. К. Старшина – это символ крепости, поэтому на постере фильма он состоит из крепости. И в начале войны в образе Машкова эта крепость пытается сберечь всех, переждать войну. Помните сцену, когда Федорчук спрашивает: «Чего дождемся?» Когда старшина понимает, что это невозможно, он гибнет. И таким образом передает функцию крепости Николаю. И крепость Плужникова становится другой: она борется и мстит, истекает кровью, но не сдается. Старшина Николаю не друг, а скорее метафорический наставник, передающий определенную функцию.
Перед глазами стоит сцена, когда фашисты огнеметами проходятся по крепости и живым факелом сгорает героиня Яны Сексте. Как вы ее снимали? И какой смысл вкладывали?
С. К. Сложнейший в постановке эмоциональный момент! Сцена с огнеметчиками создавалась в разных городах с интервалом в месяц. То, что происходит снаружи, – это декорации «Москино». Когда огонь летит по стенам – это настоящая Брестская крепость и капонир Гаврилова, где мы снимали склад. Кстати, Гаврилов – это прототип Плужникова. В дневниках пленного врача написано, что захваченный Гаврилов не мог даже глотать воду, на это у него не было сил. А сквозь разорванную офицерскую форму был виден скелет. Хотя за несколько часов до этого, сопротивляясь, он отстреливался и бросал гранаты – убил несколько фашистов. Вот такая сила духа русского солдата! В результате майор Гаврилов выжил, и в его честь назвали капонир. Возвращаясь к сцене, любое горение в замкнутом помещении – вещь серьезная, так что и готовились мы серьезно.
Когда смотришь фильм, то ждешь, когда Николай психологически сломается. Но повествование развивается так, что он кажется неуязвимым. И единственная его слабость – беременная Мирра. Незнание того, что случилось с Миррой, – его спасение?
С. К. Сто процентов. Он живет мыслью, что она жива, и это придает ему силы. Родина для нас всегда очень конкретная. Она – в ком-то, в близких и любимых людях. Защищая их, ты защищаешь свой дом, свою землю, свою страну. Произрастает это всегда из любви к человеку рядом с тобой. Мирра – корень этого чувства.
В финале Плужников идет сквозь фашистский караул почета, они даже честь ему отдают. Но почему-то ждешь их выстрела в голову Николая… И что потом?
С. К. Там загорается свет, и он уходит в вечность. И в повести Бориса Васильева он умирает, потому что сердце останавливается.
Вы родом из города Ленинграда, который пережил даже невозможные ужасы Великой Отечественной войны. Как у вас дома отмечали праздник 9 Мая?
С. К. У меня дедушки и бабушки воевали: дед был артиллеристом, командовал батареей, награжден орденом Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Прадед был в кубанском казачестве, погиб в начале войны. Одна бабушка на заводе в Кронштадте делала снаряды. Ей дали орден Героя социалистического труда. Она им очень гордилась и до последнего хранила на подставке. И рассказывала, как их бомбили, как гонялись мессершмитты, как блокаду пережила. Мы собирались за столом, все было скромно, не было громких разговоров. Но, если честно, они очень мало рассказывали о тех днях. Я понимаю, как мне этого сейчас не хватает…
Вы снимаете картины в разных жанрах. Военный – самый сложный? Какой фильм дался тяжелее всех?
С. К. Конечно, «В списках не значился»! Это очень масштабный, трудоемкий, значимый и ответственный фильм. Понимаете, даже сложно объяснить, сколько вложено труда в каждый кадр. В фильме нет ни одной секунды, и я не преувеличиваю, над которой не проведена колоссальная работа. У нас только звуковых дорожек с музыкой, звуками, симфоническим оркестром из 50 человек – так вот только этих дорожек полторы тысячи! Из-за того, что сроки были сжатые, люди совершали производственные подвиги на каждом этапе: от подготовительного и до финала. Мы реализовали в итоге все, что придумали. Ничего не оказалось выброшенным.
У вас есть опыт работы на телевидении. Он помогает вам мобилизоваться как режиссеру?
С. К. Я бы не сказал, что опыт работы на телевидении в этом помогает. Умение мобилизоваться – это черта характера, и всё! А вообще структурировать работу мне скорее помогает образование. Я из семьи ученых, окончил физмат гимназию, потом Политехнический университет, факультет технической кибернетики. И уже потом режиссерский факультет Театральной академии. Ну и определенное занудство и упрямство помогают (улыбается). Потому что быть для всех хорошим другом и товарищем – значит ничего не сделать.
Иногда режиссерам помогают при создании фильма референсы на другие произведения, какие-то обрывки воспоминаний. На что вы ориентировались при создании «В списках не значился»?
С. К. На подготовке я, группа, артисты просмотрели внушительное количество художественных и документальных картин, рассказывающих и показывающих события Великой Отечественной войны, события, разворачивавшиеся в Брестской крепости. Нужно было уловить правильную интонацию, понять, чтобы точнее передать правду со страниц повести на экран. Конечно, и до этого у всех был багаж – насмотренность. Но каждый раз, когда ставишь что-то, режиссер обязан погрузиться в эпоху, в обстоятельства, понять природу материала, почувствовать его. Например, в Брестской крепости есть диорама, которая показывает саму крепость после обстрела. Она сделана на основе немецких фотографий. И мы эскизы декораций делали четко на основе этих фотографий, включая разрушения. Или еще пример: есть картина, где уцелевшие защитники подписывают приказ № 1 об обороне крепости. И мы сняли сцену с таким же освещением, с повторением мизансцены, как на картине, действие в сцене происходит на второй день войны. И таких маленьких отсылок много.
На съемках мы особое внимание уделяли атмосфере, поэтому у нас взрывы настоящие, дым и мало компьютерной графики. Артистов, чтобы помочь им подготовиться к роли, я предложил отправить на 10-дневные тренировки в Калужскую область на базу киностудии «Военфильм», где их бы обучили по образцу 1938 года. Спасибо продюсерам, что поддержали эту идею. Актеры жили в палатке, спали с оружием, купались в ручье, ели сухари, приобретали эмоциональный и физический опыт.
Полковник Константин Геннадьевич Горбатиков гонял их нещадно, чтобы они оружие держали правильно, умели им пользоваться, умели портянки вязать. Оружие стреляет очень громко, и тот, кто делает это первый раз, начинает щуриться. И это видно в кадре сразу же. Поэтому артисты к съемкам были подготовлены, чтобы в кадре фальши никакой не было. Когда ты падаешь и по-настоящему катишься в пятиметровую воронку по довольно острой засохшей глине, то получается все натурально. Артисты ходили в синяках, ссадинах, царапинах.
Насколько в фильме вы сами старались дистанцироваться от документальной жесткости происходившего в годы войны?
С. К. Нам было важно, чтобы на фильм можно было сходить с детьми. Кажется необходимым современным детям рассказывать о том, какие у них великие предки, потому что память поколений стирается. И я пошел по принципу художественного переосмысления. Есть эпизод в фильме, где Плужников видит убитого товарища Сальникова. Идет панорама по изувеченному телу буквально чуть-чуть, на полсекунды. Но при этом фильм не потерял в эмоциях, которые рождаются от художественного приема, а не от страшных документальных кадров.
Мне кажется, что сейчас кино в каком-то смысле продлевает жизнь литературы, потому что перестают читать. Вышел наш фильм, и кто-то из молодого поколения захочет прочитать книгу Бориса Васильева и другие произведения о войне, посмотреть другие фильмы – «Офицеры», «Завтра была война», «В бой идут одни старики». Наверное, так это работает. Герои того времени, герои советских фильмов – настоящие мужики. Они – про характер, про волю, про любовь. Такие герои мотивируют, вдохновляют, учат.
Я, по крайней мере, засматривался фильмами, где есть сильный, мужественный герой, который тебя воспитывает, который с экрана воспринимается как старший брат, как отец. И он тебя, пацана, заставляет задать себе какие-то важные вопросы. Если говорить о советских фильмах, я так смотрел «Они сражались за Родину», «Освобождение». Из иностранных – «Храброе сердце».
Давайте поговорим о ваших киновкусах. Какие фильмы формировали ваш вкус в студенчестве?
С. К. Можно копнуть еще глубже – в школьные годы. Я очень много смотрел кино! Поэтому выделить что-то сложно. «Кровавый спорт» с Жаном-Клодом Ван Даммом, «Завтра не умрет никогда» и другие фильмы о Джеймсе Бонде. Кстати, тогда Голливуд был про таких мужиков.
Добро с кулаками?
С. К. Да! Фильмы с Арнольдом Шварценеггером, первый «Крепкий орешек», Сильвестр Сталлоне с его «Рэмбо» и «Рокки», особенно первый потрясающий. Эти актеры до сих пор остались иконами, потому что сохранили в себе эти качества. И сохранили ту интонацию, что они – мужики, которые иронизируют по поводу современного Голливуда. Не хватает именно таких фильмов. Потому что современное кино, бывает, ничего не прививает, кроме желания заработать побольше денег.
Сегодня что предпочитаете смотреть как зритель – ромкомы, мультики, фэнтези?
С. К. Я поклонник фантастики с элементами драмы. Мечтаю снять что-нибудь в этом роде. Авторский стиль Кристофера Нолана мне близок. Люблю творчество Фрэнсиса Форда Копполы, фильмы «Заводной апельсин», «Космическая одиссея 2001 года», «Цельнометаллическая оболочка» Стэнли Кубрика. Стивена Спилберга как режиссера, который сочетает глубину и зрелищность.
Из отечественных – невероятный Алексей Балабанов, его мысли, то, как он работал с атмосферой, артистами. Причем мне нравятся его работы, к которым он относился как к массовым и кассовым: «Брат», «Брат 2». У Никиты Сергеевича Михалкова – всё! Для меня он носитель культуры и непререкаемый авторитет. Картину «Стиляги» Валерия Тодоровского много раз смотрел и люблю до сих пор. Фантастическая картина Фёдора Бондарчука «9 рота» по глубине и переживаниям. Помню, как я сидел в кинотеатре в Санкт-Петербурге и плакал. И все вокруг плакали.
Кино – это?
С. К. Вдохновение.
