Жизнь как чудо. 22 мая 1813 года родился Вильгельм Рихард Вагнер
В советское время бытовала такая гнусная атеистическая пословица-присказка: «Чудес на свете не бывает». Либретто жизни великого европейского композитора, драматурга, мыслителя и авантюриста Вильгельма Рихарда Вагнера как будто бы специально написано для того, чтобы ее опровергнуть, потому что практически все его бытие состоит из разного рода чудесных приключений и избавлений. Да и его драматическое творчество, воплотившееся в величественные гигантские фрески опер, которые сам их автор предпочитал называть музыкальными драмами, всё – об этом, о жизни человека как о великом чуде или даже череде чудес.
По следам своего кумира – Эрнста Теодора Амадея Гоффмана (1776–1822) – Вагнер стал одним из главных сказочников-мифотворцев Нового времени. К слову, если вы не знали, Гоффман был не только изумительным прозаиком, но и композитором – автором, среди прочего, оперы «Ундина» (правда, в отличие от Вагнера не на свое либретто), с большим успехом поставленной в Королевском театре Берлина 3 августа 1816 года. Вагнер, правда, тогда был еще трехлетним ребенком и не смог порадоваться успеху своего великого предшественника и будущего заочного учителя…
Удивительный ребенок
Итак, Вильгельм Рихард Вагнер родился 22 мая 1813 года в славном Ляйпциге – старинном городе Саксонии, втором по значению после королевского Дрездена, что был уже овеян именем великого Иоганна Себастиана Баха, творившего здесь менее чем за сто лет до появления на свет нового гения. Он был самым младшим, девятым ребенком в семье полицейского чина. 16 августа мальчик был крещен по лютеранскому обряду в той самой церкви Святого Фомы, где Бах служил капельмейстером и органистом.
Неизвестно, как сложилась бы судьба Вильгельма Рихарда, если бы его отец-полицейский Карл Фридрих Вагнер не скончался от тифа через полгода после рождения последнего отпрыска, а его мать не вышла бы замуж вторым браком за художника-портретиста, писателя и актера Людвига Гайера (1779–1821). Потому что именно отчим и «подсадил» пасынка на музыку, литературу и прочие виды искусства, чем сослужил ему и всем нам хорошую службу.
Тем не менее систематическое музыкальное образование Вагнер начал получать довольно поздно, только с 15 лет, в ляйпцигской школе Св. Николая – может быть, это произошло по той печальной причине, что отчим Рихарда умер в 1821 году, когда мальчику было всего лишь 8 лет, и его матери, овдовевшей во второй раз и оставшейся с целом выводком в том числе совсем маленьких детей, было не до обучения музыкальным премудростям своего младшего сына от первого брака.
Позже сам Вагнер вспоминал, что предпочитал всему обучаться сам. Когда педагог по гармонии начал объяснять ему, что такое мажорное трезвучие, юный Рихард ответил ему, что он знает сам, что три ноты, образующие мажорный аккорд, – это три волшебные феи, создающие гармонию, пленяющую человеческий слух, и попросил учителя не мешать (!!!) ему заниматься. В этом весь Вагнер: он как будто бы родился с теми знаниями и тем удивительным пониманием и чувством музыки и драмы, которые так ярко проявились впоследствии. У еще одного кумира Вагнера Гёте было такое странное выражение «врожденные заслуги» (eingeborene Verdienste) – похоже, он имел в виду нечто подобное.
А непосредственно пробудило огромную и в чем-то мучительную любовь к музыке знакомство юного Вагнера с увертюрами Бетховена, которое произошло, когда ему было 13 лет. Он вспоминал об этом позднее так, что образ Бетховена сливался у него в фантастических снах с образом Шекспира, и там, во сне, он с ними разговаривал, а потом просыпался в слезах. Шекспир и Бетховен – драма и симфония – и породили тот жанр, который сам его автор потом называл «музыкальная драма».
Годы странствий. Злодейства гения
Десятилетие жизни Вагнера с 1833-го по 1843 год, то есть с его двадцати до тридцати лет, можно назвать опять-таки гётевским выражением «годы странствий» – Wanderjahre. В это время ему довелось служить хормейстером и театральным дирижером в Вюрцбурге, Магдебурге, Кёнигсберге, Риге, в Норвегии, Лондоне, Париже… В Дрездене, куда он переселился в 1842 году и где 20 октября состоялась премьера его третьей, но по сути первой из устоявшихся затем в мировом репертуаре оперы «Риенци, последний из трибунов» (на собственное либретто), он впервые познал триумфальный и просто небывалый, невиданный успех! Опера состояла из пяти актов и длилась шесть (!!!) часов, однако певцы выступали с редким энтузиазмом, а публика до глубокой ночи не расходилась, но приветствовала этот шедевр неистовыми рукоплесканиями!
Вагнер сам не ожидал такого успеха, с ужасом предвкушая окончание шестичасовой оперы при пустом зале и разочарованных певцах и оркестрантах. Однако одно из первых чудес его уже взрослой жизни произошло: его вера в собственное высокое предназначение и его уникальный драматический и музыкальный гений и личная харизма победили повседневную рутину обывательской жизни. Можно сказать, что его в ту ночь впервые приветствовали как пророка, коим на самом деле он себя в глубине души и ощущал. Недаром же он затем назовет свои музыкальные драмы «музыкой будущего» – Zukunftmusik. «Ведь гений и злодейство – две вещи несовместные», – говорит в знаменитой маленькой трагедии Пушкина Моцарт, а потом эти слова, словно эхо, повторяет его отравитель Сальери. Вагнер, судя по всему, своей жизнью решил опровергнуть и эту истину. Как сказал один из исследователей его жизни, и десятой части того, что прощалось Вагнеру, не простилось бы ни одному из смертных.
С 1837-го по 1839 год Вагнер, сбежал от своих очередных кредиторов – а брать взаймы он был вынужден большую часть своей жизни – в Российскую империю, в Ригу, где получил должность капельмейстера в тамошнем Немецком театре. Прослужив два года в Риге, он внезапно исчезает из-за прибытия в город его кёнигсбергских кредиторов, но не просто так, а прихватив с собой театральную кассу с зарплатами всех артистов и прочих служащих театра…
Мало кто из великих мастеров всех времен и народов на такое решался! Каков же результат? А он таков, что дело каким-то образом было замято, благо сбежал Вагнер из Российской империи в другое государство, и сейчас улица в Риге, где в 1830-е годы располагался Немецкий театр, в котором Вагнер прослужил всего-то два года и отличился не только музыкальными успехами, носит его имя – по-латышски Richardа Wagnerа iela. Как поклонник Вагнера, я неоднократно имел удовольствие лично проходить эту небольшую улицу, сравнительно недавно это было в октябре 2019-го (см. фото). Останавливался и задумывался о том, жил ли на свете второй такой человек, который бы сбежал с кассой из театра, где служил, а через столетие с лишним улицу, на которой стоял этот театр, назвали бы его именем.
С 1843 года Вагнера принимают на службу придворного капельмейстера в Дрездене, в столице на тот момент Саксонского королевства, но в 1848 году в Саксонии, как и во многих европейских государствах, случается революция. Придворный капельмейстер Вильгельм Рихард Вагнер с подачи своего русского друга, проживавшего о ту пору в Дрездене – знаменитого анархиста Михаила Бакунина, – сражается на баррикадах против королевских гвардейцев. Итог: революция, как и везде, подавлена, Вагнер приговорен к смертной казни, и чтобы не быть расстрелянным или повешенным, он бежит в Швейцарию, в Цюрих. Мог погибнуть или быть казненным, и мы бы тогда не знали ни «Кольца нибелунга», ни «Тристана и Изольды», ни «Нюренбергских Майстерзингеров», ни «Парсифаля».
Но Вагнер жил так, как будто бы был уверен в своей неприкосновенности до тех пор, пока он не исполнит своего предназначения. А заключалось оно ни много ни мало в том, чтобы средствами драмы и музыки объяснить людям высокий смысл их жизни!
Говоря о пороках Вагнера, обычно вспоминают его пресловутый антисемитизм и опубликованную им в 1869 году брошюру «Еврейство в музыке» (Das Judenthum in der Musik), расширенно повторявшую его раннюю анонимную статью 1850 года, вышедшую в ляйпцигской «Новой музыкальной газете» (Neue Zeitschrift für Musik). Главная беда этого эссе заключается в том, что оно было некорректно использовано нацистами в их пропаганде 1920–1940-х годов, как и многие другие элементы творчества великого композитора. На самом же деле спровоцировало написание этого произведения несколько столкновений Вагнера с композиторами и музыкантами еврейского происхождения, в особенности с Мендельсоном, который крайне оскорбительно отзывался о ранних опытах Вагнера, и с Мейербером, который, как считал Вагнер, обманул его напрасными обещаниями. Грубо говоря, это было следствием личной обиды. Однако Вагнер никогда не призывал к уничтожению евреев, а призывал самих евреев отказаться от своего еврейства и стать немцами, раз уж они живут в Германии. Это, к слову, похоже на законы Российской империи, в которой еврей, приняв православие, становился полноправным гражданином.
Чтобы закончить тему со злодейством гения, напомним о том, что как минимум трижды в своей жизни Вагнер вступал в любовную связь с женами своих друзей и благодетелей-спонсоров: две самые известные истории – это его роман с Матильдой Везендонк, на чьи стихи он написал пять песен и которая вдохновила его на гениальную музыку «Тристана и Изольды», и роман с женой дирижера и пианиста Ганса фон Бюлова, бескорыстного пропагандиста его музыки, Козимой, которая была еще к тому же и дочерью его другого друга – Франца Листа. Последний роман закончился свадьбой и рождением общих детей.
В какой-то мере Вагнера сложно обвинять в этих романах по той простой причине, что заставить любить невозможно, а женщины бежали за ним сами сломя голову, готовые оставить свои семьи, – очевидно, так сильна была не только творческая, но и мужская харизма этого удивительного человека. К «злодействам» Вагнера можно было бы отнести еще и его бесконечные и бесцеремонные денежные просьбы, обращенные им к его поклоннику и благодетелю королю Баварии Людвигу Второму. Впрочем, Бетховен, Чайковский или Дебюсси по отношению к своим благодетелям вели себя ничуть не лучше. Но любим мы их всех не за это.
Вагнер, Верди и потомки
Вагнер родился в один год со своим главным оперным конкурентом Джузеппе Верди, который переживет его потом на 17 лет. Однако, на мой взгляд, сравнивать их творчество не совсем корректно, потому что оно так различно внешне именно потому, что имеет совершенно разную внутреннюю природу. Нельзя сравнивать их так, как можно сопоставлять Шопена и Шумана, Брамса и Чайковского, Доницетти и Беллини, Мусоргского и Римского-Корсакова.
Дело в том, что Вагнер сам писал свои либретто и мыслил себя чуть ли не прежде всего драматургом, чего совсем нельзя сказать о Верди, который писал оперы на чужие заказные либретто и по сути был не более чем добросовестным ремесленником, хорошим патриотом Италии и просто добрым человеком. Верди, к слову, под конец своей творческой жизни, закончившейся лет на десять раньше его жизни земной, практически принял все новшества, введенные в оперу Вагнером: об этом ярко свидетельствует его последняя партитура – ироническая опера по Шекспиру «Фальстаф».
Вагнер же сначала увлекался каким-то сюжетом, находил в нем символически-философский смысл, а уже потом у него рождалась гениальная музыка, очень ярко и очень точно описывавшая рожденные им образы. Вагнер был также и поэтом – причем поэтом настоящим, превосходным, а не сочинителем сладких оперных либретто. В тексте «Валькирии», например, он, имитируя приемы средневековых скальдов, создает просто потрясающие «висы», основанные на звуковых аллитерациях слов:
Lange Jahre/lebte der Junge/mit Wolfen im wilden Wald.
(Перевод – «Долгие годы юноша жил с волками в диком лесу».)
Сам Вагнер предпочитал называть свои поздние, начиная с «Кольца нибелунга», огромные вокально-инструментальные произведения исключительно музыкальными драмами, избегая слова «опера», чтобы уйти от сравнений с творениями любых его итальянских, французских, русских и прочих предшественников и современников. И это надо обязательно понимать, если вы хотите аутентично познакомиться с творчеством Рихарда Вагнера, а не скучать часами в Мариинском театре, уныло позевывая и делая кислое и умное лицо.
Если все остальные оперные композиторы, почти без исключений, сочиняя свои музыкальные произведения для театра, ориентировались на их рыночный успех, Вагнер создавал свои мистерии с целью решить методами искусства главные философские и религиозные вопросы человечества. Начиная с Летучего Голландца, Лоэнгрина, Тангейзера и далее через образы Зигмунда и Зигфрида, и вплоть до Парсифаля, Вагнер, по сути, искал, нащупывал образ идеального героя, способного спасти человечество из пропасти смертных грехов. «Парсифаль», законченный и поставленный в специально созданном для этой постановки (!!!) театре в баварском Байройте в 1882 году, является последним ответом Вагнера на вопрос: кто спасет гибнущее в бездне грехов современное человеческое общество?
Durch Mitleid wissend der reine Thor – дословно: через сострадание ведающий чистый дурачок. Такими словами в либретто собственного сочинения характеризует Вагнер своего героя. Образ простодушного Парсифаля, выкристаллизованный Вагнером практически параллельно по времени с образом Алёши Карамазова из последнего романа Достоевского, на мой взгляд, очень «русский» и родствен образу Иванушки-дурачка русских сказок. В то время как образ воинственного Зигфрида-героя, выведенный Вагнером в его «Кольце нибелунга», можно признать par excellence германским. Это делает драматургию «Парсифаля» особенно близкой и понятной русскому человеку и, по сути, содержит бесценное пророчество об апокалиптической роли русского национального архетипа в мировой истории.
Сочинив «Парсифаля», являющегося полноценной христианской мистерией, Вагнер, по сути, вернул оперу в церковь, откуда она некогда вышла. Невероятно странной выглядит любовь руководства нацистской Германии к этой последней драме Вагнера. Эсэсовцев полками водили слушать «Парсифаля», а ведь речь в нем идет о полном раскаянии и слезном покаянии рыцаря, по неведению на охоте в заповедном лесу возле замка рыцарей святого Грааля Монсальват убившего священного лебедя. Интересно, что нацисты, исповедовавшие бесчеловечность и культ смерти, должны были чувствовать в момент, когда рыцарь Грааля Гурнеманц объясняет Парсифалю, что тот убил невинную птицу, а кающийся Парсифаль плачет от жалости и раскаяния, осознавая жестокость и необратимость своего преступления? А что должны были чувствовать язычники-нацисты во время огромной и величественной сцены Службы в Страстную пятницу? Ну не абсурд ли?
Еще о чудесах Рихарда Вагнера
Начав биографию Вильгельма Рихарда Вагнера с чудес, я хотел бы ими и закончить. В мистериях Вагнера чудеса происходят нередко, но и в его жизни они случались с завидным постоянством. В «Лоэнгрине» Эльза, клеветнически обвиненная в убийстве собственного брата, должна найти рыцаря, который защитил бы ее честь на Божием суде. Когда такого рыцаря среди собравшихся не находится, а Эльзе остается только молиться, что она очевидно и делает, на озере появляется ладья, запряженная белым лебедем, а в ней рыцарь Лоэнгрин, который доблестно защищает честь принцессы.
Надо отдать должное, нечто подобное происходило и с самим Вагнером. Французский друг композитора Эдуар Шюре, известный у нас своей книгой «Великие посвященные», в написанной им биографии великого композитора рассказывает со слов, очевидно, самого Вагнера похожую историю. Находясь после бегства из Саксонии в 1848 году в Цюрихе без средств к существованию и приговоренный на родине к смертной казни, Вагнер вдруг в одно мгновение увидел все сюжеты, которые ему бы хотелось еще воплотить в музыке и на сцене, и с горечью подумал о том, что никогда не сможет этого сделать, потому что то, что с ним происходит в этом неоплаченном номере цюрихского отеля, – это конец.
И Вагнер решил покончить с собой. В этот момент в дверь номера кто-то постучал. Это оказался посланник короля Баварии Людвига Второго, который передал Вагнеру послание своего господина. В нем сообщалось, что композитор может рассчитывать на средства короля для воплощения любых своих идей. Господь подарил Вагнеру прекрасную, полную приключений жизнь и очень красивую смерть. В феврале 1883 года в возрасте без малого 70 лет Вильгельм Рихард Вагнер приехал в Венецию и поселился в Палаццо Лоредан Вендрамин-Калерджи. Спал он на втором этаже, а рояль стоял в гостиной на первом. 13 февраля утром Вагнер спустился из спальни и сел за рояль. Он начал наигрывать вступление в «Золото Рейна», увертюру в ми бемоль мажоре с красивым гулким крещендо. В какое-то мгновение звуки резко прекратились, и его голова упала на клавиши. А за окном, как волны Рейна, радостно плескалась изумрудная вода венецианских каналов.
Жизнь Вильгельма Рихарда Вагнера о том, что чудеса бывают. Надо только в них верить.
