Проза миллениалов: новая искренность в эпоху автофикшена
Литература, ступая путем частных историй, дает возможность читателю проживать множество не похожих друг на друга жизней.
Российские литературные герои поколения миллениалов, на первый взгляд, совершенно лишены героических атрибутов, разного рода суперсил и сверхспособностей. На страницах современной российской прозы мы видим обычных людей, переживающих неординарные ситуации, жизненные испытания и проверку на прочность – в моральном, эмоциональном, физическом смысле. В этом смысле новая суперсила – умение сохранить здравый рассудок перед лицом глобального помешательства. При этом все больше литературных сюжетов автобиографичны: личность главного персонажа сплетается с личностью автора в единое целое.
Этому материалу предшествовал интересный сюжет. Заказав в библиотеке энное количество названий, я обнаружила, что там не оказалось третьей книги из одной заинтересовавшей меня серии. Между тем выхода этого текста я очень ждала: в предыдущих двух тронула та откровенность, с которой писательница рассказывала прежде всего о себе. Мне было очень сложно отделить автора от героини произведения, но потом я поняла, что не нужно и стараться. Таковы законы литературы автофикшен, когда все действие закручивается вокруг создателя текста. Надо признать, что подобный подход далеко не всегда гарантирует читателю увлекательное чтение, но здесь как раз повествование захватывало. Это настоящая литература. При этом ни фамилии автора, ни названия этих небольших по объему томиков, изданных «Новым литературным обозрением», я в обзоре упомянуть не могу. Так велит нам закон о запрете в России пропаганды ЛГБТ. Сегодня все книги этого автора, даже самую свежеиспеченную, 2023 года, отказываются продавать крупнейшие сетевые книжные магазины – во исполнение закона. А перед моими глазами так и стоит тягучая долгая дорога, по которой взрослая дочь везет через всю Россию такую легкую урну с прахом матери, чтобы похоронить на ее малой родине. И ведь здесь и верность традициям, семейным ценностям – если присмотреться.
Имя существительное
В наименовании произведений налицо тенденция к минимализму. Просто имя существительное. Название цветка. Или тип ландшафта. Или время года. Например, новый роман Аллы Горбуновой так просто и назван – «Лето» (АСТ: Редакция Елены Шубиной). Он возвращает нас в странные дни пандемии, в первые ее тревожные месяцы. С мая по октябрь автор ведет подробный дневник, и в острый момент, когда она все же попадает с тяжелым ковидом в больницу, над ее жизнью и над книгой нависает угроза внезапно оборваться, остаться незавершенной. Но творец, возможно, услышав молитвы молодой матери, решает иначе. Жизнь продолжается, семья воссоединяется, а книга выходит к читателю. Вообще, в форме предельной дневниковой откровенности есть особая притягательность. Можно назвать такое повествование поэтизацией тоскливой повседневности.
В этом жанре преуспел Дмитрий Данилов – в частности, в романах «Горизонтальное положение» и «Есть вещи поважнее футбола». Но в них есть определенная еще беззаботность, ныне, после пандемии, карантина и двадцать четвертого февраля, утраченная. У Горбуновой натянутой струной звучит не только страх невидимого врага-вируса, но и в принципе ожидание некоего конца всему. Нового Чернобыля. «Позвонила Гошина мама и сказала, что ходят слухи про ядерную катастрофу под Сестрорецком, якобы там взорвался какой-то экспериментальный реактор (откуда он там?) и теперь нужно есть жирную рыбу и принимать Омега-3, чтобы выводить радиацию. Но в интернете об этом почти ничего нет, только на нескольких помоечных сайтах об этом говорится одним и тем же текстом. Выглядит неубедительно, но сама наша готовность к тому, что в любой момент может произойти ядерная катастрофа и власти будут это скрывать, о многом говорит».
Горбунова тоже пишет о матери, ее и своей болезни, о беззащитном сыне. Весь мир внезапно сужается до старой отсыревшей дачи в Ленобласти, куда так мечтается сбежать из ковидной больницы. Смерть всегда рядом, потому надо быть со своими и беречь их – такие ощущения рождает текст.
«Выше ноги от земли»
Для современного героя российской литературы важно осознание хрупкости своего маленького мира, необходимости личного противостояния глобальному помешательству. На тропу поиска истины выходит врач детской реанимации Илья Руднев, главный герой романа Михаила Турбина «Выше ноги от земли» (АСТ: Редакция Елены Шубиной).
«И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке».
Эти строки Арсения Тарковского, отсылающие к другой эпохе, вновь и вновь всплывали в памяти во время чтения романа Турбина. В наши дни врач-реаниматолог буквально оказывается в плену у душевнобольных людей. В силу своей специальности он их понимает и даже где-то оправдывает. Например, готов простить жену, по вине которой погиб их сын. В какой-то момент кажется, что на себя Илья совсем махнул рукой, но тут в его разрушенную жизнь врывается случай. Цепочка событий, порой мистического толка, приводит к спасению детей. Чужие, униженные и всеми забытые, они находят дом и семью. Несмотря на равнодушие полиции, коллег и даже близких, простой врач выходит победителем в борьбе со злом.
Татьяна Стоянова, поэт и бренд-менеджер «Редакции Елены Шубиной», считает, что герои Михаила Турбина, Веры Богдановой, Аси Володиной, Сергея Лебеденко и других молодых писателей «отвечают запросам общества на перемены».
«Мне нравится наблюдать за тем, как с вызовами времени в новых условиях реальности художественного мира справляются герои, которых во многом можно назвать негероическими, – рассуждает Татьяна Стоянова. – У них нет привычных атрибутов “героев”, силы, сверхспособностей и так далее, они “обычные”, такие же, как все, но то, как они проходят через испытания, с каким достоинством умеют выходить из страшных обстоятельств, очаровывает и дает надежду. Таковы герои книг Шамиля Идиатуллина – “До февраля”, Андрея Подшибякина – “Последний день лета”, Ольги Кромер – “Тот город”, Гузель Яхиной – “Эшелон на Самарканд”».
Новая искренность
Дети в ответе за грехи взрослых. Такой вывод напрашивается после прочтения романа Александры Шалашовой «Салюты на той стороне». Полифоническое повествование ведется с позиции одиннадцати человек, воспитателей и пациентов заброшенного санатория для слабовидящих детей. Для автора было важным в конце текста обозначить, когда именно создавался этот текст: временные рамки, ограниченные февралем – июнем 2022 года, очевидно несут дополнительный смысл. А все перипетии романа воспринимаются как объемная метафора мира, где больше не безопасно, откуда ушли сочувствие и любовь. С первых же строк жестокость, которую воспроизводят дети, зашкаливает. Так рикошетом, откуда-то с другого берега, «стреляет» в них война. Вопрос о появлении ответственного взрослого так и остается открытым.
«В литературе последних лет (не только русскоязычной, но и европейской) набирает популярность литература так называемой новой искренности, в частности автофикшен. Теперь художественный текст строится главным образом на герое и его личном опыте. Этот опыт при возможных поколенческих чертах принципиально неповторим, – отмечает главный редактор «Альпина. Проза» Татьяна Соловьева. – Читатель не должен ассоциировать себя с героем. Литература, ступая путем частных историй, дает возможность читателю проживать множество не похожих друг на друга жизней».
И не бывает простых решений. Черного и белого. Да, смерть преследует маленькую Катю, рожденную в степном поселке на границе с Казахстаном. Вырастая, она начинает разбираться в причинах жестокости. И многое понимает о родине и о себе (Екатерина Манойло. «Отец смотрит на запад», «Альпина. Проза»). Но если Катя вынуждена упрямо пробивать выход из закостеневшего патриархального мира, то юный Марк пишет свою жизнь пусть и начерно, но бесшабашно. Название романа Ильи Мамаева-Найлза поистине говорящее – «Год порно» («Поляндрия No Age»). У каждого, конечно, могут возникнуть свои ассоциации. В конце концов, иногда хочется найти определение неподдающимся описаниям процессам вокруг нас. Но нет. Герой просто переводит фильмы «с клубничкой». Поискам смысла жизни это, кстати, не мешает.
