Александр Титов: «Играть музыку так, чтобы люди преображались»

В его творческой биографии есть много значимых эпизодов: маэстро Титов был приглашенным дирижером Мариинского (1988–2005, 2016–2018) и Большого (2002–2009) театров, Шотландского симфонического оркестра Би-би-си, театров «Ла Скала» и «Ла Фениче», Государственной оперы Дрездена, «Театро Голден» в Палермо, также осуществлял оперные и балетные постановки в Оулу (Финляндия), Мюнхенской опере, в США в Опере Сан-Франциско, выступал в нью-йоркской «Метрополитен-опера», лондонском «Ковент Гарден», парижской «Опера Бастиль» и других всемирно известных оперных домах. 

Александр Титов – заслуженный артист РФ (2004), заслуженный деятель искусств России (2019), лауреат высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» (2002, Мариинский театр) и петербургской премии Fortissimo (2003). Ежегодно продолжает увеличиваться коллекция дисков с его поистине уникальными записями. В исполнении маэстро Титова лично для меня открылись многие произведения, которые до того казались непонятными: Пятая симфония Шостаковича, Пятая и Шестая – Прокофьева, редко исполняемые сочинения Андре Жоливе, симфонические миниатюры Чарльза Айвза и многое другое.

На следующий день после вашего юбилея – 14 апреля – во Дворце Белосельских-Белозерских вы будете играть Вторую симфонию Александра Мосолова. Это мировая премьера или российская? Почему вы выбрали именно это произведение на ваш юбилей? Что бы вы могли рассказать о Мосолове? Потому что, к сожалению, не каждый знает, кто это такой. 

Александр Титов. Александр Мосолов – это русский композитор советского времени, один из родоначальников русского авангарда, который в свое время был хорошо известен и даже популярен – и не только у нас, но и за рубежом – своими довольно радикальными сочинениями, многие из которых исполняются до сих пор, например, его знаменитый «Завод: музыка машин» для симфонического оркестра. Первый фортепианный концерт – тоже совершенно сумасшедшая музыка и мало кому известная. Мы исполняли еще одно его сочинение из ранних – «Тракторная колонна прибывает в деревню». У него до 1930-х годов много таких интересных названий. Однако в 30-е годы его творчество стало претерпевать стилистические изменения, композитор стал отходить от «радикальных», бунтарских взглядов на искусство. Отчасти это произошло из-за вполне бытового инцидента, в результате которого композитор оказался осужденным.

То есть не за политику, как было принято в то время? Удивительно!

А. Т. Нет. Это мне рассказала его вдова: никакой политики там и в помине не было! Его посадили за драку, и он вроде бы отбывал срок на Беломорканале. После возвращения он был реабилитирован, но этот жизненный опыт не мог не отразиться на его творчестве. Он стал сочинять совсем не авангардную музыку, хотя по качеству она тоже очень достойная. Например, он написал «Народную ораторию о Котовском», которую сейчас, к сожалению, никто не играет. Настоящее большое историческое полотно. У него, кстати, есть оратория «Украина» и хор «Донбасс», что сегодня звучит более чем актуально. Мы все это в свое время исполняли.

А записи есть?

А. Т. Есть, но на дисках они пока не изданы. Дело в том, что Мосолова, конечно, не признавали в официальных творческих кругах, я имею в виду его авангардные опусы. Хотя кое-что у нас издавали, а 1-й квартет, например, был издан на Западе. И вдруг композитор совершает, знаете, какой-то немножко детский поступок – он все свои ранние сочинения отдает тенору Радамскому, который в то время уезжал в США. Мосолов ему сказал: «Отдай там кому-нибудь из дирижеров, здесь меня все равно не играют». Таким образом, мы лишились большого пласта его раннего творчества. 

Этих нот сейчас нигде нет? 

А. Т. Не знаю, надо ехать в Штаты и искать. А кто этим будет заниматься сегодня? Раньше этого не сделали, когда отношения были немножко другие с США, когда можно было туда позвонить и поговорить с сотрудниками Библиотеки Конгресса или еще с кем-то, чтобы кто-то в Штатах это просто поискал. А так считайте, что это все пока что пропало без вести. 

В связи с этой историей вспоминается коллекция первых цветных фотографий России начала ХХ века работы знаменитого фотохудожника той эпохи Прокудина-Горского. Вся коллекция на сегодняшний день находится тоже в Библиотеке Конгресса США… А почему вы все-таки выбрали на собственный юбилей именно Вторую симфонию Мосолова? 

А. Т. Я про свой юбилей, если честно, совершенно не думал, и программа концерта не планировалась «в связи с этим событием». От Ранней симфонии, как я уже рассказал, композитор благополучно «избавился». А вот Первую in E и Вторую я нашел в Музее Глинки, но Вторая, которую мы будем исполнять в воскресенье, была не закончена. Незавершенной оставалась одна часть – «Скерцо». Я попросил московского композитора Антона Ровнера, чтобы он дописал это «Скерцо», и он, проделав серьезную исследовательскую и композиторскую работу, дописал эту часть симфонии. Да, это будет мировая премьера – и российская, и мировая, как угодно. Мне нравятся такие люди, как Мосолов, прошедшие тяжелые годы испытаний, но сохранившие веру в людей до конца жизни. Я был знаком с его вдовой Ниной Константиновной Мешко, бывал у них дома в Москве, она принимала нас в таких темных очках, коньяк, помнится, даже был на столе. Она мне много рассказывала о Мосолове, там стояло пианино, за которым он сочинял свою музыку. Когда этой женщине было уже 90 лет, она проплыла в качестве дайвера чуть ли не все Белое море вдоль его побережья. А еще она руководила совершенно замечательным русским народным хором.

Один мой знакомый пианист очень много лет назад – я думаю, что это было в конце 90-х или в начале двухтысячных, – привез из Германии ноты фортепианных пьес Мосолова, Дешевова и Рославца и сыграл в «Доме Кочневой» концерт «Конкуренты Шостаковича». А как вы считаете, эти композиторы были конкурентами Шостаковича или они все-таки не того калибра, не того масштаба? 

А. Т. Вы сами ответили на этот вопрос. Потому что, конечно, никакого отношения к конкуренции с Шостаковичем они не имеют. Все эти композиторы были благополучно у нас изданы, и совершенно не обязательно привозить ноты их сочинений из Германии. Это все есть в наших библиотеках. Когда Рославца назначили каким-то руководителем по культуре, ему сказали: вы поменьше себя печатайте! И – он стал печатать только себя, он издал все свои фортепианные сочинения: у нас в библиотеке консерватории все это есть.

А у советских композиторов 1920–1930-х была какая-то своя ассоциация, как у пролетарских писателей, например, знаменитый РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей)?

А. Т. Да, была Ассоциация современной музыки – АСМ. Но это не совсем то. Они там дружили, конечно, между собой, но объединяющей идеи не было. Так же, как французская «Шестерка», в которую из знаменитостей входили Франсис Пуленк и Артюр Онеггер. Их тоже объединили искусственно, это не они сами объединились. Так же, как и «Могучая кучка», которую придумал Стасов.

То есть примерно как Ленинградский рок-клуб. Скажите, пожалуйста, если сравнивать творчество Мосолова и других советских композиторов с композиторами этой же эпохи немецкими и французскими, как вы считаете, кто интереснее? Чем они отличаются, есть что-то общее?

А. Т. Конечно, они все отличаются, и очень сильно. Того же Мосолова нельзя причислить уже начиная с 30-х годов к каким-то авангардистам. Это советская музыка, качественная, так же, как, например, Василенко или Кабалевский. Это все хорошие композиторы. Прокофьев, Шостакович, Хачатурян – они вообще вне конкуренции. Там были еще очень сильные композиторы – например, Гавриил Попов. Вот он мог бы составить конкуренцию Шостаковичу, и они, кстати, дружили. Когда Попов написал свою Первую симфонию (впоследствии запрещенную), он занял на конкурсе композиторов в 1927 году первое место. А когда ее попытались сыграть и кто-то из начальства услышал уже эту музыку в оркестровом варианте, у него отняли это первое место и запретили ее исполнять. И уже после войны ее сыграл Геннадий Николаевич Рождественский, если я не ошибаюсь. А потом я уже стал исполнять. Запись сделали очень хорошую, кстати говоря, и эта симфония, что называется, пошла в народ. Но это должно было случиться гораздо раньше. Для меня совершенно явно, что Четвертая Шостаковича не могла возникнуть без Первой Попова. Там абсолютно четкая связь прослеживается, Шостакович взял на вооружение его приемы. Поэтому Гавриил Попов – как раз тот композитор, кого бы надо чаще исполнять.

Мне кажется, сейчас дан зеленый свет всему русскому в искусстве… 

А. Т. Этот зеленый свет никогда и не угасал. Все дело в желании исполнителей играть неизвестную музыку и не бояться ошибиться. Надо принять за данность то, что ты сам эксперт и никто тебе не выскажет компетентное мнение о том или ином сочинении, если оно никогда не звучало. И, завершая разговор о Мосолове, хочется напомнить, что им написано шесть симфоний, несколько инструментальных концертов, оперы, множество других сочинений. И все это, несомненно, достойно внимания и изучения.

Я помню, что вы со своим оркестром начали цикл «Музыка военной поры» еще в 2008 году. А что уже успели сыграть и записать к весне 2024-го и что в планах на ближайшее будущее?

А. Т. Уже вышло 23 диска, двадцатый – «Ленинградская симфония» Шостаковича, а последний – Вторая симфония Арама Хачатуряна и сюита из его музыки к драме «Маскарад» 

У оркестра под вашим управлением очень яркая образная игра. А как вы оркестру объясняете, что надо сыграть? Используете какие-то литературные образы? 

А. Т. Иногда придумываю. Ну, например, если взять «Фантастическую симфонию» Берлиоза, в последней части там шабаш, бал ведьм, и там есть такое место, где тубы играют нисходящий мотив в глубоком басу (средневековый церковный гимн Dies Irae, переводится, как «День гнева»). А потом два альта начинают играть приемом Sul ponticello, как будто какая-то нечисть когтями под дверью скребется. Всегда можно что-то найти такое, какие-то словесные образы к той музыке, которую люди слышат или хотят исполнить. По-моему, у Шопена есть изречение: ненавижу музыку без подтекста. И это сказал Шопен, который никакой программной музыки никогда не писал. 

Ваша профессия связана с постоянными гастролями, перемещениями по материкам и странам. Вы, наверное, объездили весь мир. Где бы вы хотели жить, если бы у вас была полная свобода выбора?

А. Т. Лучше и комфортнее, чем здесь, у себя дома в Санкт-Петербурге, мне нигде не было. Я объездил, наверное, более сорока стран. Помню, в Колумбии дирижировал с местным оркестром, но единственное, что запомнил, – что там было очень жарко. Венесуэла, Коста-Рика, Уругвай, Бразилия, Аргентина, Чили – нет, дома лучше. В Америке, в США, меня прежде всего поразила их грязь и засилье наркоманов в крупных городах. Мы были в Сан-Франциско: в самом центре грязнее всего! Парадоксально, но чем дальше от центра, тем чище. Мы там исполняли «Руслана и Людмилу», Аня Нетребко пела, все это было, конечно, здорово. Но вот жить там... Если у тебя налажен концертный бизнес, там, конечно, очень комфортно, никто ничего не говорит. Но, понимаете, там совершенно другой менталитет. Ты должен думать, как они, как-то соответственно программы выстраивать – не так, как тебе хочется, а как продюсеры решили: завтра вы сюда едете, послезавтра туда. Хорошо, если ты хоть что-то для души там можешь делать. Я не могу говорить за всех, потому что я мало с кем общаюсь из уехавших и оставшихся на ПМЖ вне России. Я не говорю, что там какие-то плохие страны, есть прекрасные страны. В той же Голландии, в Дании – там все чистенько, красиво, замечательно. Но, например, в той же Дании мне немножко дико, когда у них все открыто, окна в жилых домах без занавесок. В Прибалтике я был во всех странах и во многих городах. На меня давит их миниатюрность. В Москву приезжаешь, например, – можешь сюда пойти десять километров, туда двадцать – и везде красиво и интересно. Тем более сейчас там столько всего понастроили.

Да, Москва – это как отдельное и очень привлекательное государство. А петербургский климат вас не травмирует? 

А. Т. Ну, я уже привык. Конечно, хотелось бы побольше солнца, но раз его нет, что делать? Где родился, там и пригодился.

А какая музыка для вас связана с Петербургом, с Ленинградом в наибольшей степени? 

А. Т. Может быть, Исаак Шварц. Помните фильм «Мелодии белой ночи» с его музыкой? 

Шварц, на мой взгляд, опоэтизировал в своей музыке белые ночи – единственное время года, когда в Петербурге здорово. Скажите, у вас остается время что-то почитать? У вас есть какие-то любимые книги, авторы?

А. Т. Вот сейчас буквально времени на чтение у меня, к сожалению, нет. До прошлого года читал в основном Виктора Пелевина – мне казалось, что это хорошая литература. Последнее, что попало мне в руки, – «Путешествие в Элевсин», но эту книгу уже не смог осилить, честно скажу (добью попозже). А так, знаете, я читал в основном то, что нам преподносят. Дэна Брауна прочел всё, что у нас печатали, – тоже, на мой взгляд, интересная, хорошая литература, очень красивая историческая фантазия, а может, и не фантазия. 

Хотел бы узнать ваше мнение о музыкальной критике. Начиная с  эпохи Баха и до конца ХХ века музыкальная критика играла в жизни и композиторов, и исполнителей, и слушателей значительную роль. Сейчас, за последние несколько лет, с музыкальной журналистикой по факту покончено – редакции практически не заказывают журналистам рецензий на события из мира академической музыки. Вы видите пути выхода из этой ситуации? 

А. Т. Выход из этой ситуации может быть только один – вернуть музыкальную критику обратно. Дело в том, что в консерватории, например, исчезла кафедра музыкальной критики, а это была очень серьезная кафедра, там преподавал знаменитый Михаил Бялик, и это все было на высоком профессиональном уровне. Статьи выходили в «Вечерке», в «Смене» и в других изданиях. Всегда после концерта, премьеры какая-то рецензия была, пусть небольшая, но была, что прошел такой-то концерт, особенно там выделилось то-то и то-то. Ну хотя бы такую информацию надо людям давать. А сейчас вообще ноль. А кто будет оценивать все, что сегодня происходит? Потому что если, допустим, дирижерский концерт и будет писать дирижер – это будет предвзятое отношение. Значит, нужен человек со стороны, теоретик, может быть, историк музыки, а может быть, практик-инструменталист. Я не знаю, но вообще-то этому надо учиться и надо много чего знать, чтобы адекватно оценивать. Был, например, в свое время Борис Асафьев, это был человек энциклопедических знаний, но это же не передалось кому-то просто по наследству...

Последний вопрос на сегодня: какой из ваших недавних концертов вам запомнился и удался больше других?

А. Т. Совсем недавно в одном из наших воскресных концертов мы сыграли Пятую симфонию Малера. Перед этим у нас было много репетиций. В зале публика сидела тихо, никто между частями не хлопал. Музыка-то потрясающая: не все знают, что знаменитое Adagietto, которое Висконти использовал в своей «Смерти в Венеции», – это признание Малера в любви своей жене Альме. И вы знаете, у меня было полное ощущение того, что люди пришли на концерт с одним настроением, а выходили уже с другими глазами, как будто узнали что-то очень важное. И оркестранты, и слушатели. То есть симфония Малера в нашем исполнении стала таким своеобразным водоразделом, как мне показалось, на «до и после». Но это всё на уровне моих ощущений.

Андриан Фадеев , в недавнем прошлом знаменитый премьер Мариинки, а ныне директор Санкт-Петербургского государственного театра балета имени Л. В. Якобсона:
«Заслуженный артист России Александр Вениаминович Титов, художественный руководитель и главный дирижер Санкт-Петербургского государственного академического симфонического оркестра, лауреат премии «Золотой софит» – фигура для нашего города знаковая. Этого уважаемого в театрально-музыкальном сообществе человека я знаю еще с тех времен, когда был премьером Мариинского балета, и рад был продолжить с ним сотрудничество в Театре балета имени Леонида Якобсона. Можно быть хорошим дирижером, но умение работать над балетным спектаклем – это особый дар, и Александр Вениаминович им, несомненно, обладает. Он искренне любит и понимает особую специфику нашего ремесла, поэтому его оркестр всегда «дышит» в унисон с исполнителями, разделяя не только темп, ритм, но и настроение каждой балетной сцены. Имя Александра Вениаминовича в афише нашего театра всегда служило и, уверен, еще не раз послужит гарантией успеха любой новой постановки.

И – на минуточку – напомню: практически раз в неделю, в свободное от разного рода карантинов время у жителей Северной столицы и ее гостей есть возможность слышать это чудо “живьем” – игру симфонического оркестра под управлением маэстро Титова. Ценим ли мы эту уникальную возможность?»

Мирослав Култышев, пианист:
«Прежде всего я хотел бы сказать о психологическом комфорте, который ты ощущаешь, играя с маэстро Титовым, и который так важен для любого солиста. Восхищает его огромный репертуар. Слушая самые смелые программы, в частности из редко исполняемой музыки ХХ–ХХI веков, подготовленные Титовым, мы можем с полным правом говорить о музыканте-просветителе, которых в наше время очень немного. Всегда с огромным удовольствием сотрудничаю с Маэстро».

Александр Ведерников (1964–2020),  музыкальный руководитель Михайловского театра 2019–2020:
«Я знаком с Александром Титовым вот уже около тридцати пяти лет. Когда мы познакомились, я был еще студентом консерватории, а Александр Вениаминович был уже состоявшимся музыкантом. Он сразу произвел на меня сильнейшее впечатление своим высоким профессионализмом и широкой эрудицией. Неслучайно Титов занимается преподаванием: думаю, никто лучше него не может обучить профессиональным навыкам начинающего дирижера. Титов очень много об этом знает, а главное –способен передать свои навыки ученику. В репертуаре Александра Титова много редко исполняемых произведений, особенно из советского авангарда 1920-х годов: Гавриил Попов, другие… Благодаря Титову и его оркестру существуют высококачественные записи этой музыки. Сейчас, когда я бываю в Санкт-Петербурге, я всегда стараюсь бывать на его концертах. Вот совсем недавно слушал замечательный, редко исполняемый Третий фортепианный концерт Николая Капустина».

__
фото на обложке Даниил Рабовский