Пять лет без Лимонова…
Мне все еще не верится, что Эдуарда Лимонова с нами нет, хотя прошло уже пять лет, наполненных грандиозными событиями, включая два года пандемии и три – СВО. Возможно, эффект присутствия Лимонова у меня возникает оттого, что я часто перечитываю некоторые его книжки и посты в ЖЖ. Сегодня, в пятую годовщину ухода этого яркого человека, хочется вспомнить о нем.
Последние эпизоды
Уход такой яркой личности, этого человека-эпохи 17 марта 2020 года был символичным. Являясь человеком, для которого ограничения были неприемлемы и всегда вызывали протест, который всегда делал так, как считал нужным, он ушел именно в этот день, когда в России и, соответственно, в Санкт-Петербурге были введены невиданные ранее ограничения свободы передвижения и массовых мероприятий – я имею в виду первые антиковидные меры. Хорошо помню тот вечер: я собирался в Большой зал филармонии на концерт замечательного петербургского пианиста и моего друга Мирослава Култышева, но часа за три до начала концерта Мирослав сообщил, что он отменен из-за пандемии, и дальше началось: закрытые кинозалы, театры, рестораны и даже парки… при стабильно работающем общественном транспорте, в который люди набивались, как и всегда, как кильки в бочку. Расстроившись, я пошел в ресторан, и уже там ближе к позднему вечеру я узнал о том, что Эдуарда Лимонова больше нет. Писатель, чье имя было синонимом безграничной свободы высказывания, ушел ровно в день официального конца элементарной свободы передвижения. Запомнить просто.
Затем началась СВО, которую Лимонов бы несомненно приветствовал, потому что ненавидел украинские власти, а они запрещали его произведения и ему самому приезжать в родной Харьков. Книги же Лимонова, несмотря на отсутствие в медийном пространстве самого писателя, приобретают все большую популярность – знаю про это не понаслышке, как постоянный посетитель букинистических лавок: сдают Лимонова туда редко, сметают мгновенно.
Эдуард Вениаминович Савенко прожил полных 77 лет, и я успел 22 февраля 2020-го поздравить его с его последним, как оказалось менее чем через месяц, днем рождения и поблагодарить за упоминание моего скромного имени в его книжке «Партия мертвых», в которую я попал заживо, как и еще один питерский персонаж – поэт Владимир Эрль (наст. фамилия Горбунов, 14.05.1947 – 25.09.2020), о котором Лимонов думал, что он уже умер, а он был жив еще полгода спустя выхода «Партии мертвых». Вероятно, сам Эрль мог успеть прочитать свой некролог. Мало того, Лимонов, глядя на фотографию Владимира Эрля с ним самим на Невском у Гостиного двора, почему-то думал, что его зовут совсем иначе.
Вот мое последнее поздравление: «Дорогой Эдуард! Поздравляю тебя с красивой датой и желаю тебе здоровья, душевного равновесия и новых приключений! Сегодня прочел “Партию мертвых”. Спасибо за добрые слова обо мне! Для меня это большая честь – появиться на страницах твоих великих книг». Лимонов успел мне ответить, дословно следующее: «спасибо за поздравление. Твой ЭЛ». Переписка шла по электронной почте, потому что Лимонову из-за болезни гортани было трудно говорить так, чтобы его услышали на другом конце провода. Но, очевидно, он всё же не собирался умирать, потому что настроение у него было бодрое, и я, собственно, даже и не знал, что он так серьезно болен.
Что это был за человек?
Первые слова, приходящие на ум: великий эстет наподобие Оскара Уайльда, блистательный прозаик и поэт, утонченный рафинированный эгоист и Дон Жуан. И при этом человек часто злой и, к сожалению, очень ревнивый к чужой славе. Я не хочу здесь цитировать то, что он публично высказывал о Довлатове, Солженицыне, Юрии Мамлееве, о Пушкине, наконец: помимо того, что эти слова хоть и талантливы, но очень злы, они зачастую несправедливы по сути. Тот же Довлатов приветствовал появление первых произведений Лимонова в США, и хотя бы за это Эдуард мог бы его «пожалеть».
Я, слава Богу, не выглядел ни в какой области ему конкурентом, поэтому, скорее всего, и избежал резких оценок, будучи упомянут Лимоновым в его книгах в лестном для меня смысле: первый раз в эссе о Санкт-Петербурге из книги «Дети гламурного рая» он вспомнил обо мне, не называя по имени, как о «молодом человеке, пишущем стихи», а в «Партии мертвых» произвел меня уже в «поэты», сделав, правда, ошибку в моей фамилии – Качнов вместо Кочнов. Но он тогда уже был серьезно болен, да и не настолько близко мы общались, чтобы он помнил мои паспортные данные.
Мне кажется, что ему нравилось то, что я каждый год поздравлял его с днем рождения: 22 февраля он бывал обычно в приподнятом настроении и охотно принимал комплименты. Года за три до его ухода я позвонил ему и сказал, что он своим литературным творчеством напоминает мне музыку Бетховена – в том смысле, что, послушав Бетховена или почитав его, Лимонова, рассказы, я обычно физически чувствую, как у меня выпрямляется позвоночник, растут крылья, и мне снова хочется жить, несмотря ни на что. Лимонов ответил, что это было лучшее поздравление в тот день и что с Бетховеном его еще никогда не сравнивали.
Лимонов любил молодых девушек, и они отвечали ему взаимностью. Его донжуанский список бесконечен, а в возрасте старше 63 лет он женился на известной актрисе, модели и певице Екатерине Волковой, моложе его ровно на 31 год, которая родила ему сына и дочь. Причем нельзя сказать, что девушки расставались с ним, чем-то на него сильно обиженными, – Эдуард умел общаться с противоположным полом.
Лимонову нравилась смерть Джона Леннона от пули сумасшедшего убийцы, он считал ее красивой и своевременной – зачем доживать до уродливой старости? – и несколько раз говорил и писал о том, что хотел бы умереть молодым. И совершенно парадоксальным образом это ему удалось: дожив до 77 лет, «подросток Савенко» просто отказался стареть. Это чем-то напоминает сюжет «Жестяного барабана» нобелевского лауреата Гюнтера Грасса, в котором маленький мальчик отказывается расти и взрослеть, потому что жизнь взрослых вызывает у него отвращение. Лимонов же зафиксировался в возрасте подростка лет 17–18-ти. Впрочем, это не такое уж и уникальное явление: Эдвард Григ называл Моцарта «вечным ребенком», и это не была пустая фигура речи.
Я никогда не одобрял политической деятельности Лимонова, потому что для меня слово «большевизм» не имеет позитивных коннотаций: моих предков, поволжских крестьян, большевики, пообещав «землю – крестьянам!» и подло и цинично обманув их, с точностью до наоборот лишили земли, что было далее – всем известно. В целом мне хотелось бы быть самим Лимоновым, таким человеком, похожим на него, но мне никогда не хотелось стать его адептом – лимоновцем. Я им, собственно, никогда и не был, хотя со многими лимоновцами общался и даже дружил. Лимонов знал о моем неодобрении его «национал-большевизма», но никогда не пенял мне этим обстоятельством.
И, я думаю, вот почему. В знаменитых стихах Есенина, посвященных Пушкину, есть такая строчка: «О, Александр, ты был повеса, как я сегодня хулиган». Для Пушкина образ «светского донжуана-повесы», для Есенина образ «хулигана» в цилиндре и с тростью были товарной вывеской, а для Лимонова образ «большевика в кожанке и с наганом» был, как мне кажется, тоже чем-то в этом роде. Наган он, правда, не носил, но придавал своему лицу при помощи очков, усов и аккуратной бородки-эспаньолки некоторое сходство с «комиссарами в пыльных шлемах». На самом деле по своей внутренней сути Эдуард Лимонов был в гораздо большей степени поэтом, интеллигентом, знатоком всемирной истории и литературы, чем «комиссаром в пыльном шлеме». Хотя, с другой стороны, да, железный человек: «гвозди бы делать из этих людей» – это про Лимонова.
Личное знакомство
Лично с Эдуардом мы познакомились тридцать с лишним лет назад, 28 ноября 1994 года, в день выхода первого номера его впоследствии запрещенной «Лимонки» в его тогдашнем кабинете в комплексе «Советской России» в Москве. Мне было ровно двадцать пять, я был восторжен и наивен, и мне хотелось лично хотя бы постоять рядом с настоящим великим писателем, современным живым Достоевским. К тому моменту я прочел «Эдичку», «Убийство часового», «Молодого негодяя», «Лимонов против Жириновского» и, может быть, что-то еще.
Лимонов и Дугин, также присутствовавший на этой встрече, сидели за двумя сдвинутыми массивными советскими столами, покрытыми мрачно-зеленым сукном, друг напротив друга, как два сфинкса. Я вошел и поздоровался за руку с каждым из них, представившись: «Вячеслав». Они оба, пожимая мне руку, не представились и не предложили, как я должен к ним обращаться: великих людей надо знать в лицо! В результате, несмотря на то что Лимонов в прямом смысле этого слова годился мне в отцы (разница 26,5 лет), к нему я стал обращаться «Эдуард», а к Дугину – «Александр Гельевич» (разница в возрасте всего-то семь лет). Потом с Лимоновым – уже во время наших встреч в Санкт-Петербурге – легко перешел на ты, а с Дугиным так и остался на вы до тех пор, пока не понял, кто это такой, и не перестал с ним общаться совсем.
Поздоровавшись, я достал из спортивной сумки, висевшей у меня на плече, бутылку относительно дорогого – испанского, что ли? – портвейна и молча поставил ее на стол. Почему портвейна, сейчас сам объяснить не могу – я его толком не пил тогда и не пью сейчас. Бутылка оказалась хорошим психологическим тестом.
Дугин, поморщившись:
– Вообще-то водка более «арийский» напиток… (намек: а не сгонял бы ты, милок, на угол).
Лимонов, раздраженно и бодро:
– Саша, не выделывайся (выражение смягчено. – Прим. авт.), открывай!
В течение последующих двух десятилетий мы встречались с Лимоновым в Москве и Санкт-Петербурге и вели долгие философские беседы. Лимонов как подлинно великий человек обычно никуда сильно не торопился, но при этом все успевал, потому что был исключительно трудоспособен и трудолюбив.
Что стоит у Лимонова прочесть, если вы этого еще не сделали
Поскольку Эдуард Вениаминович был в высшей степени не ленив, его наследие огромно, но очень неравноценно. Есть и совсем неудачные книги вроде «Палача», на которые не стоит и вовсе тратить времени. Лучшим его романом, на мой взгляд, является «Укрощение тигра в Париже», где описаны его сложные отношения с Наталией Медведевой, с которой я, к слову, тоже был шапочно знаком. Я перечитал этот роман трижды целиком и перечитываю иногда частями – он написан неторопливо, на прекрасном русском языке, с очень красивой аркой сюжета. Ну и для тех, кто бывал в Париже, – приятные воспоминания о его улицах, набережных и площадях.
Стоит прочесть все небольшие рассказы Лимонова – они всегда увлекательны и совершенны, мой любимый, пожалуй, – «Красавица, вдохновлявшая поэта». Вспоминаю еще сразу же: «Смерть рабочего», «Падение Мишеля Бертье», «Спина мадам Шатэн». Великолепна конструкция рассказа «Чужой в незнакомом городе»: автор рассказывает о своих похождениях по одному портовому европейскому городу и заставляет читателя угадывать, что же это за место, а в последней строчке называет его.
Надо читать, конечно же, «Это я – Эдичка», «Историю его слуги», из публицистических книг обязательно – «Великие монстры», «Русское психо», «Контрольный выстрел», «Апологию чукчей». Почитайте «Мои живописцы», где найдете очень оригинальный взгляд на великих художников разных времен и народов. Все «Книги мертвых» – чтение, от которого трудно оторваться. Интересный момент: Лимонов считал себя верующим человеком, насколько я понимаю, даже христианином, но – еретиком. Есть у него такая книга «Ереси», которую я еще сам до конца не дочитал.
Книги Лимонова, как и его биография, – это великолепный учебник современной жизни, а многие его суждения о знаменитых людях и известных исторических событиях, при всей их зачастую парадоксальности, имеют огромное интеллектуальное значение. Эдуард Лимонов был очень смелым человеком, иногда безрассудно смелым, иной раз легко рисковал не только своей, но и чужими жизнями, что с моральной точки зрения может показаться спорным и даже предосудительным. Но еще древнегреческий полководец и писатель, один из учеников Сократа Ксенофонт в своем знаменитом «Анабасисе» заметил, что чаще в бою погибают трусы, показавшие врагу спину, чем герои, идущие вперед. Долгая и продуктивная жизнь Эдуарда Лимонова – ярчайшее тому доказательство.
