Забытый царь Фёдор I Иоаннович, или Homo credens
31 мая 1557 года на Москве у Ивана Грозного и его первой и горячо любимой им жены Анастасии Романовны родился третий сын – Феодор. Ничто не предвещало, что ему предстоит – из-за внезапной и загадочной смерти старшего брата в ноябре 1581-го – стать царем всея Руси, одним из самых успешных за всю ее историю правителей России, 13 лет и девять месяцев правления которого ознаменованы исключительно созиданием, процветанием и победами, и быть канонизированным Православной церковью как «святой благоверный Феодор I Иоаннович, Московский царь-чудотворец» вскоре после его преставления
При этом о Фёдоре Иоанновиче как о царе не особенно и помнят, а если и вспоминают, то сопровождая, как правило, эти поминания чуть ли не оскорблениями в адрес достославного государя. А если и не оскорблениями, то снисходительным тоном: юродивый, мол, дурачок, что с него возьмешь?
Хоть я и не профессиональный историк, мне хотелось бы внести свою лепту в исправление этой чудовищной неблагодарности потомков. Под неблагодарными потомками я подразумеваю прежде всего русских и не только историков – создателей мифа о «недееспособном» и «малоумном» государе на московском троне. А уже потом тех, кто этим историкам некритически верит на слово и «подпевает».
Соловьёв, Ключевский, Иловайский, Сергей Платонов дружно повторяли за Карамзиным его унылый и бессмысленный полуплач-полубред, составленный им со слов иностранцев, живших о ту пору на Москве: «Царствование жестокое часто готовит царствование слабое: новый Венценосец, боясь уподобиться своему ненавистному предшественнику и желая снискать любовь общую, легко впадает в другую крайность, в послабление вредное Государству. Сего могли опасаться истинные друзья Отечества, тем более что знали необыкновенную кротость наследника Иоаннова, соединенную в нем с умом робким, с набожностию беспредельною, с равнодушием к мирскому величию.
Не наследовав ума царственного, Феодор не имел и сановитой наружности отца, ни мужественной красоты деда и прадеда: был росту малого, дрябл телом, лицом бледен, всегда улыбался, но без живости; двигался медленно, ходил неровным шагом, от слабости в ногах; одним словом, изъявлял в себе преждевременное изнеможение сил естественных и душевных…»
Сергей Платонов (1860–1933), имевший в СССР репутацию «монархиста», за что и пострадал (осужден в 1931-м за участие в «монархическом заговоре», сослан в Куйбышев, где и умер), в своей знаменитой монографии о Борисе Годунове, вышедшей в 1921 году сообщает:
«О старшем Федоре, которому было уже 27 лет, широко шла молва, что он слаб в умственном отношении. “Как слышно, мало имеет собственного разума”, писал о нем в апреле 1584 года польско-литовский посол Лев Сапега. (Немногим позже Сапега лично в этом убедился; в июле того же года он писал: “Rationis vero vel parum, vel, ut ex aliorum sermone, diligentique etiam mea animadversione cognovi, prorsus nihil habet” – “нет, неправда, у него не мало ума, у него его совсем нет”.) “Царь несколько помешан, – говорил о Федоре шведский король Иоанн в официальной речи в 1587 году. – Русские на своем языке называют его durak”».
Русский «монархист» Платонов без труда соглашается с оценками заклятых врагов Руси – поляков и шведов. Не удивительно ли? Общая логика клеветников русского государя такова: раз молится, добр, благодушен, не сажает на кол и не рубит голов, значит, не интересуется делами государства, следовательно – durak. Если совсем коротко: много молится – значит, дурак.
Отношение к Фёдору Иоанновичу как к «дураку» со стороны академических историков мне в целом чем-то напоминает непонимание и зависть пушкинского Сальери по отношению к гению Моцарта: «Где ж правота, когда священный дар,/ Когда бессмертный гений – не в награду/ Любви горящей, самоотверженья,/Трудов, усердия, молений послан – А озаряет голову безумца?..» – за единственным исключением, что пушкинский Сальери в «молении» все же видит подлинную заслугу человека, а историки – нет.
«Коллективный Карамзин», по-моему, похож еще и на «диванный спецназ», состоящий исключительно из тех, кто точно знает, как надо. На самом же деле все это нытье певца «Бедной Лизы» – сказочника Карамзина, равно как и его последователей – историков-позитивистов, не стоит даже тени от медной полуполушки, если пролистав без малого четырнадцать благодатных лет правления Фёдора Иоанновича, получившего еще при жизни прозвище Блаженный, в которое русские люди вкладывали прямой, не ироничный смысл, ознакомиться с его итогами.
Итак, за без малого полтора десятилетия правления «блаженного» государя были основаны двенадцать городов (в хронологической последовательности): Архангельск, Царевококшайск (ныне Йошкар-Ола), Самара, Тюмень, Воронеж, Тобольск, Царицын, Саратов, Старый Оскол, Тара, Сургут, Обдорск (ныне Салехард). Построены Белый город в Москве (стена по окружности современного Бульварного кольца) и стены Смоленской крепости. Учрежден Московский патриархат, составлен новый Судебник. В 1590 году «durak» лично возглавил успешный поход против шведов, в результате которого Русь вернула себе Ям, Ивангород и Нарву, а в 1595 году государь успешно закончил проигранную его отцом Ливонскую войну.
В 1591 году Русью отражен последний крупный поход крымчаков под руководством Гази Гирей хана, в честь чего был поставлен Донской монастырь. И это все, пока «дурачок» молился, звонил в колокола и паломничал по монастырям. Где бы взять России второго такого «durak»?
На эпизоде отражения похода крымчаков летом 1591 года хотелось бы остановиться поподробнее. Вот что пишет о походе Гази Гирея знаменитый польско-французский историк Казимир Валишевский (1849–1935):
«3 июля (1591-го. – Прим. авт.) в Кремле узнали, что татары перешли Оку. На следующий день они были у ворот столицы. Наспех собранная немногочисленная рать, казалось, не в состоянии будет защитить Москву. Что произошло тогда, так и осталось невыясненным в точности. Одна из тех паник, которой порою подвергались в те времена даже более дисциплинированные войска султана, внезапно обратила Казы-Гирея в столь стремительное бегство, что посланные в догонку за ним несколько московских отрядов настигли арьергард хана только уже около Тулы».
О том, «что произошло тогда» под Москвой, чего не знал, не хотел знать или не мог понять Валишевский, рассказывает известный петербургский историк и поэт Евгений Валентинович Лукин:
«Летом 1591 года огромное войско крымского хана Гази Гирея подошло к Москве. Хан велел поставить походный шатер на Воробьевых горах, чтобы оттуда наслаждаться величественным зрелищем гибели русской столицы. Во время отдыха хан бряцал на танбуре воинственные мелодии. Вошедший в шатер калга Фетих сообщил хану, что русские воины с помощью дубовых щитов на телегах возвели перед Москвой походную крепость – неприступный Гуляй-город. Гази Гирей пришел в ярость. Борис Годунов тем временем доложил царю Феодору Иоанновичу о возведении на Воробьевых горах походной крепости для защиты Москвы от нападения крымских татар. Выслушав доклад, царь указал на главную заступницу русской столицы – Донскую икону Божией Матери, чудесным образом обретенную во время Куликовской битвы. Перед чудотворной иконой, вознесенной над Гуляй-городом, царь с боярами и князьями сотворил молитву Пресвятой Богородице. Когда хан Гази Гирей с Воробьевых гор озирал вечернюю Москву и защищавший ее Гуляй-город, над русской походной крепостью внезапно вознеслась Донская икона. Очи Богородицы источали ослепительные лучи. Одновременно раздался грохот пищалей. Свинцовый град осыпал вражеское войско. Раненный Гази Гирей в панике бежал с поля боя, а следом за ним устремилась вся орда. Гарем с плачем встретил своего злополучного повелителя, привезенного в Бахчисарайский дворец на обычной арбе. Гази Гирей послал Феодору Иоанновичу грамоту, в которой признал его царем всея Руси».
Получается, что «durak» – не такой уж и дурак: чудотворная икона вкупе с молитвой решительным образом помогли русским воинам одолеть превосходящего силой врага. На тему этих событий Евгений Валентинович написал замечательную поэму «Непобедимая Воевода. Сказание о Донской иконе». В этом тексте Лукина содержится и ответ Валишевскому – что же, собственно, такое произошло, отчего татары впали в панику. Жаль, что Валишевский не сможет этого прочесть. Однако это могут прочесть те, кто читает Карамзина-Соловьёва-Ключевского-Валишевского-Платонова, безоговорочно доверяя им. Надо признать, что сегодня слышны и трезвые голоса историков, призывающих воздать должное блаженному государю. В 2011 году вышла биография Фёдора Иоанновича в серии ЖЗЛ, автор – Дмитрий Володихин (вот его коротенькое, но исключительно содержательное эссе).
Егор Холмогоров в отзыве на статью Дмитрия Володихина о Фёдоре Иоанновиче «Свеча страны русской» в своем ЖЖ высказал следующее: «…тщательный разбор Дмитрием Володихиным иностранской и русофобской чуши, что якобы царь Федор Иоаннович был слабоумным. За его “слабоумие” принимались кротость и строгое благочестие. Я бы был, пожалуй, даже более решителен в выводах, чем Дмитрий – все русские источники достаточно единодушно связывают расцвет и выдающиеся успехи при царе Федоре именно с его личностью и его благочестием. Русским людям было очевидно, что именно царь вымаливает землю».
Правда, далее уважаемый Егор Станиславович делает выводы, с которыми я не вполне согласен: «Я бы, впрочем, пошел и еще дальше – развеял миф об “эффективном управленце” Годунове, который стоял за царем Федором – так или иначе, оказавшись самостоятельным правителем Годунов не показал ни удачи, ни эффективности. Напротив, сплошь и рядом делал ошибки, которых при Федоре он не делал. Так что даже если у государя Федора Иоанновича и не было великого государственного ума (что тоже не факт, юродство вполне может скрывать большой ум), то у него были совесть и любовь, которые, видимо, определенным образом рецензировали ум правителя, оставляя добрые затеи и отсекая злые»...
Из всего, что мне известно о «симфонии властей» в лице «царствовавшего» Фёдора Иоанновича и «правившего» Бориса Фёдоровича, я извлекаю несколько иную мысль. Именно пока один царствовал, молясь, звоня на колокольнях и паломничая по монастырям, второй мог успешно управлять, находясь под покровительством высших сил, с коими сообщался блаженный царь. Как говорят, если Бог у вас в жизни на первом месте, всё остальное – на своем.
Когда первый фактор в силу смерти Фёдора Блаженного исчез, второй фактор просто перестал действовать. У Годунова при всем его практическом уме не было той связи с высшими силами, которая была у блаженного царя, и, соответственно, не было должных уважения, любви и доверия со стороны народа, который это чутко ощущал, что и подрывало моральные основы власти. А без нравственных основ ни одна власть не может действовать ни успешно, ни длительно. В царствование Фёдора Иоанновича на Руси был фактически реализован принцип теократического государства, о котором мечтал его грозный отец.
Что касается гибели в Угличе царевича Димитрия, у меня есть частное мнение, основанное на психологических факторах, что это дело рук жены Бориса – Марии Скуратовой, дочери того самого Малюты (Григория). Полагаю, что она действовала без ведома мужа в стиле отравителей первой жены Грозного Анастасии или Ивана Ивановича Молодого – сына Ивана Великого от его первой жены. Ее целью, на мой взгляд, было оставить свою кровь на московском троне, что ей на два месяца даже и удалось сделать, правда, с необратимыми трагическим последствиями для всей семьи. Я не верю, что осторожный и умный Борис Годунов мог сам по доброй воле пойти на подобное безрассудное и по сути своей бессмысленное злодейство.
Настоящим заступником Фёдора Иоанновича перед Карамзиным и сонмом его последователей выступил Алексей Константинович Толстой в своей знаменитой драме «Царь Фёдор Иоаннович». В Сети есть прекрасная запись постановки этой драмы в московском Малом театре 1981 года с гениальным Юрием Соломиным в главной роли. В драме Толстого в полной мере отражен народный взгляд на личность и дела блаженного царя и на его благословенное правление.
В современной российской школе – в учебнике по истории России для 7 класса в параграфе 11 – о Фёдоре Иоанновиче на полстраницы повторяется карамзинская чепуха. А о том, что Фёдор Иоаннович канонизирован Православной церковью в лике святых, школьники должны догадываться по нимбу вокруг головы государя на изображенной в учебнике парсуне с его ликом.
Памятники православному святому государю Фёдору Иоанновичу в России ставить все-таки начали, но, конечно же, не в Москве, где им положено было бы стоять по чести. С другой стороны, такими памятниками облагораживаются провинциальные города, чему можно только порадоваться. Первый открыт в День народного единства 4 ноября 2009 года в основанном государем на черемисских землях Царевококшайске, он же – столица современной Республики Марий Эл Йошкар-Ола (скульптор – Андрей Ковальчук). Второй (скульптор – Александр Лохтачев) – в августе 2016-го на Народном бульваре в Белгороде в память о том, что в 1596 году именно по приказу Фёдора Иоанновича была возведена Белгородская крепость.
Кандидат исторических наук Василий Молодяков:
В исторической памяти из русских царей Фёдору Иоанновичу не повезло больше всех. Символично, что он оказался героем второй части трилогии Алексея Константиновича Толстого. Остался в тени своего отца Иоанна Грозного и своего преемника Бориса Годунова – куда более ярких и величественных фигур. Более трагических? Вот с этим я не соглашусь.
Иоанн Грозный, по-моему, фигура, увлекаемая Роком. Он ведает, что творит. Ведает, что творит страшные вещи и продолжает их творить. Какой сюжет для трагедии! Борис Годунов – выдающийся государственный деятель, но царь-то ненастоящий. Тоже сюжет для трагедии! Фёдору ничего из этого не достается. Но вдумайтесь – он же соткан из травм. Он не сумасшедший, не слабоумный – ему просто «не повезло». Он сын Иоанна Грозного – этим всё сказано. Он младший брат убиенного царевича Иоанна. Его не готовили занимать престол, тем более управлять государством. Да он и сам не хотел. У него не было наследника – единственная дочь умерла, не дожив до двух лет. Фёдор понимал, что он последний из Рюриковичей. Каково жить с сознанием, что ты – последний в царской династии! Он не герой и не злодей, поэтому его забыли читатели, слушатели и зрители. Но не забыла Русская Православная церковь, которая канонизировала его как святого благоверного Феодора Иоанновича царя Московского. И это главное!
В завершение моего скромного исторического расследования хотел бы заключить, что блаженный государь Фёдор Иоаннович, на мой взгляд, чистейший образец особого русского православного антропологического вида – homo credens – человека верующего, в корне отличного от западного homo sapiens. Отличного прежде всего мотивацией: западный homo sapiens делает что-либо на основании опыта, науки, потому что он знает, русский человек верующий – homo credens – поступает тем или иным образом, потому что он верит, а верит он в благодать и милость Божию.
